Очень часто А. Койре изображают как радикального интерналиста (имманентиста) в науковедении. Так, В. С. Черняк писал о нём: «В конце 30-х годов нашего (ХХ-го. – В. Д.) столетия он становится признанным главой так называемого интерналистского направления в историографии, которое пытается объяснить историю науки имманентными законами развития человеческого духа» (там же. С. 120).
Между тем А. Койре был умеренным интерналистом. Это значит, что, несмотря на то, что он подчёркивал независимость науки от её окружения, он не абсолютизировал эту независимость.
Так, нельзя, с точки зрения А. Койре, отделить историю науки от истории других сфер духовной культуры – в частности, от религии. Он писал: «Мне кажется невозможным отделить историю философской мысли от истории мысли религиозной» (В поисках теории развития науки / Под ред. С. Р. Микулинского. М., 1982. С. 120).
Интернализм А. Койре, как видим, был умеренным, хотя впечатление о том, что его интернализм был радикальным, возникло неслучайно, поскольку выдвижение внутренней («чистой», «имманентной») истории науки за счёт перемещения на задний план её внешней («прикладной») истории он проводил более решительно, чем Д. Сартон.
Под приоритет внутридисциплинарного подхода в истории науки перед междисциплинарным А. Койре подводил множество аргументов. Приведу лишь такие:
1. «Я считаю…, что наука, наука нашей эпохи, как и наука греков, является существенно теорией, поиском истины, и поэтому она имеет и всегда имела собственную жизнь, имманентную историю, и что лишь в зависимости от своих собственных проблем, своей собственной истории она может быть понята своими историками» (там же. С. 138).
2. «Мне кажется тщетным желание вывести греческую науку из социальной структуры городов. Афины не объясняют ни Евдокса, ни Платона. Тем более Сиракузы не объясняют Архимеда или Флоренция – Галилея. Я считаю, с моей стороны, что то же самое верно и для Нового времени, и даже для нашего времени, несмотря на сближение чистой и прикладной науки… Вовсе не социальная структура Англии XVII века может объяснить Ньютона и тем более не социальная струкутра России времён Николая I может пролить свет на творения Лобачевского» (там же. С. 138–139).
3. «Несомненно, что роль науки в современном обществе возрастала в течение последних веков. Несомненно, что наука стала фактором огромной, может быть решающей, важности в истории. Не менее очевидно также то, что её связь с прикладной наукой является также тесной» (там же. С. 137).
Все эти аргументы совершенно справедливы, если их не преувеличивать, в отношении к внутренней истории науки, но наряду с нею никто не запретит изложение и внешней истории науки.
В таком случае мы получим два типа историографических исследований в науковедении – внутридисциплинарные и междисциплинарные.