шаманом. Преисполненный важности, горделивый и властный, считал себя центральной фигурой племени. Отцу тяжело было ладить с ним. Бямбасурен мог договариваться с силами природы и предсказывать засухи и наводнения, ураганы, падеж скота и договариваться с Духами. Он мог колдовать, принимать роды, насылать порчу и многие боялись его. Делая свои ритуалы, стуча в бубен, он впадал в транс, ему покровительствовали силы природы и бывало страшно наблюдать это. Холодок пробегал по спине, как будто от присутствия какой-то опасности. Наконец он пришёл, опираясь на длинный посох. С ним он не расставался никогда и стучал, призывая духов. Войдя в юрту,поклонился алтарю и устроился немного поодаль от всех, подчеркивая своё «особое» положение. На нем была войлочная шапка, особого вида, какую носили шаманы, он был обвешан амулетами из костей животных и зубов Волков и рысей, на поясе висел рог степного козла, из которого он пил, а также берцовая кость, черновато-желтая, которую передавали по наследству. В неё он дудел, когда призывал духов. Ходили слухи, что его дед, или прадед принёс в жертву духам невинную девушку, захваченную в плен. Вообще все дети племени рассказывали про него страшные сказки, им пугали маленьких детей, да и правда, вид у него был устрашающий. Все слушали отца не перебивая. Все понимали, насколько это серьезно, слух об их бесчинствах уже пополз по землям близлежащих племён. И было понятно, что аппетиты их будут только расти. Выслушав, первым заговорил военачальник. Он сказал, что в принципе, предложение гонцов хорошее, улучив хороший момент, объединившись с соседями, окружив лагерь разбойников и застав их врасплох, можно раз и навсегда избавиться от них, нанеся им сильный удар. Но есть одно НО. Ни мы, ни соседи не знали хорошо этой местности. Вторым заговорил кузнец. Он сказал, что он бы использовал те же приемы разбойников, подкараулил бы на дороге, ведущей в лагерь и напал бы, отбив добычу и уничтожив их всех. Но никто не знал, сколько у них отрядов, как многочисленны их ряды. Возможно это разозлит их и они начнут нападать на наши малочисленные дозорные отряды. А избавившись от них, проникнут с нашу землю и там уже жди беды… отец не хотел рисковать жизнью наших мужчин. Тут заговорил Старейшина. Причмокивая и шепелявля беззубым ртом, он стал рассказывать об одном из сражений, путаясь и сбиваясь. Все приготовились к длинному рассказу и стали ждать, не перебивая, когда иссякнет этот поток. Шаман перебирал амулеты, позвякивая висящими костями и зубами, периодически поглаживая берцовую кость. Глаза его были прикрыты, губы шевелились. Он явно читал какие-то заклинания. Когда были наши собрания, или советы, я отодвигала занавес и могла все видеть, ведь все привыкли к моему присутствию. Рассказы Старейшины я не записывала и отдыхала, ожидая, как все, конца этой речи. Я задумалась, вспомнила Тархана и опять ощутила, как внизу живота что-то сладко сжалось, создав волну тепла. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Я подумала, что завтра опять увижу его и мне стало хорошо. Голос Старейшины становился все тише,
