– Это скорее однокомнатная квартира, а не студия, но она тебе хорошо послужит, – твердо заявила Диана. – У меня для тебя кое-что есть.
«Кое-что» оказалось не бутылкой вина, или контрактом, или деловым предложением, или кистями и красками; это была факс-машина, завернутая в цветную рождественскую бумагу. Но это не было Рождество.
– Это все, что я нашла, – сказала Диана, имея в виду упаковку; она расположилась поудобнее и, заметив мое смущение, усмехнулась.
– Все художники теперь держат эту штуку.
– У себя в студии?
– У себя в студии. По ней можно получать коммюнике.
– Коммюнике?
– Контракты и тому подобное. Она не такая назойливая, как компьютер.
Вот так все и началось. Диана приходила каждую неделю, и мы беседовали. «Расскажи мне о Танжере», – просила она; слово за слово, и мы уже на матрасе в дальнем углу студии. Так оно и продолжалось по-глупому, от случая к случаю, до сегодняшнего дня.
– Я не могу.
– Гарри…
Я думал, она сейчас скажет, что я ей обязан. Ее рука двинулась вверх по моему бедру, медленно и настойчиво. Я чувствовал, что Диана упорно притягивает меня к себе и не приемлет отказа.
– Я видел Диллона.
Ее рука остановилась.
– Я видел его. Он был там, на демонстрации. Какая-то женщина держала его за руку.
Мгновение она смотрела на меня в упор, а потом глаза ее вспыхнули. Она вздохнула и отвернулась.
– Гарри, ты опять за старое?
– Опять за старое? Что ты такое говоришь?
Она убрала руку с моего бедра и вскинула ее в успокаивающем жесте.
– Ты знаешь, о чем я говорю, Гарри.
– Это чушь. Что я вообще тут делаю? Мне надо уходить. Я должен его найти.
– Гарри, сядь и успокойся.
– Успокойся? Диана, ты мне таких слов не говори.
– Брось, Гарри. Все это уже было. Диллон умер. Он погиб во время землетрясения в Танжере. – Она произнесла каждое слово с расстановкой, точно говорила с маленьким ребенком.
– Его тело не нашли.
– Но после того землетрясения не нашли останков многих погибших, однако это не значит, что они выжили, и их разослали по разным странам, дали новые имена, и они теперь живут новой жизнью.
В голосе ее звучала насмешка.
– Я видел его.
– А тебя не удивило, что даже если твой сын чудом остался жив, он вдруг оказался именно в Дублине? – Ее вопрос повис в воздухе. – Гарри, ведь это невозможно, не так ли? Это стресс, тягостные мысли… И это не в первый раз. Когда ты лежал в больнице, в Сент-Джеймс, помнишь, я тебя навещала?
Я обернулся,