А в чём же суть Монадологии Готфрида Лейбница? Суть в том, что никто этой сути не понимает, а может дать только внешнюю оценку. Принято говорить, что монады без окон и дверей, не соприкасаются друг с другом, составляют всё живое и монада монад – это Бог.
Вообще это также напоминает барокко, но и тема Бога здесь выступает как присутствующая.
Лейбниц – христианин-протестант. Он работал даже над объединением церквей. Он и логик, создавший «закон достаточного основания» и математик, создавший геометрическим методом дифференциальные и интегральные исчисления, он и поэт, и историк, и юрист, и учёный, и изобретатель, создатель счётной машины, и ещё, наверное, кто-то.
Но он, прежде всего, верующий человек. Его вера в союзе с философией, она подчиняется философии, в общем-то, если человек уродился философом, то всё подчиняется его философии, если даже это очень важные вещи.
Писал Лейбниц на французском и латинском языках, на родном немецком писал мало. Французский его времени как в XX—XXI веках английский. Это очень сложная личность, над каждым его тезисом надо размышлять, чего стоят его замечания к философии Декарта! Лейбниц – это стиль, это бренд, это очень интересный тип поведения в философии, а потому очень ясное и универсальное сознание, коим он обладал.
10. История философии или история мысли?
«История философии» не самое удачное понятие, потому что у философии не может быть истории. Философия тем и отличается, что она стоит вне категорий и определений. И назвать её лучше историей мысли. Это будет более точное определение, потому что мышление – одно из центральных понятий философии.
Потому я отказываюсь говорить о какой-либо истории в связи с философией. Тем более, понятие «история» дискредитировало себя в нашем временном бытии тем, что всё связанное с пересказом фактов имеет десятки, а то и больше искажений. Почему? Потому что нет строгой передачи фактов, а зачастую существует политическая работа по созданию модели истории в целях выгодного видения тех или иных вещей.
Можно подумать, что всё в мире имеет искажение? Это так. Но история более всего, потому что она транслирует то, что считается a priori незыблемым – исторические факты.
Что же тогда делать тысячам историков, если бы донести до них правду об их профессии? Понятия не имею. В конце концов, можно заблуждаться и крупно.
Как же тогда мы будем изучать философию? Мы будем изучать идеи в широком смысле. И что самое интересное, нет ни одного философа, который бы сам до конца понял то, что он сказал, как бы смешно это ни звучало. Он ведь работает