Андрей завозился в темноте, доставая что-то из рюкзака. Сначала очень долго ничего не происходило, но потом чувство сквознячка в солнечном сплетении начало потихоньку усиливаться. Ощущение было похоже на то, которое бывало при открытии прохода в гараже, но… не совсем. Стало как-то неуютно, неприятно, внутри что-то провернулось – и мир моргнул. Когда я открыл глаза, мы были уже не в комнате.
Пустая каменная площадка, накрытая шатровым сводом на четырех колоннах, была похожа на крытый перекресток. В обе стороны уходили дороги, но разглядеть, куда они ведут, было невозможно. Такое впечатление, что мы оказались в белом полупрозрачном шаре из тумана – предметы вблизи были яркими, резкими и отчётливыми, но чем дальше, тем больше они расплывались и теряли цвет. Уже в нескольких шагах всё казалось блёкло-серым, очертания смазывались как через тонкую плёнку воды, а метрах в двадцати уже окончательно ничего нельзя было разобрать. Я оглянулся в поисках Андрея, и увидел его лежащим на каменном полу. Выглядел он настолько бледно и нехорошо, что мне в первый момент даже показалось, что умер, но нет – дышал, хотя и еле-еле. Рядом с ним валялась прямоугольная пластина из чёрного полированного камня, – вероятно, тот самый «планшет». Я засунул ее Андрею в сумку, поднял его в сидячее положение, присел, и рывком подхватил бессознательную тушку на левое плечо. Чёрт, это было тяжело! Я не такой уж богатырь, а весил проводник, пожалуй, килограмм восемьдесят. Этак и спину себе сложить недолго. Оставалось надеяться, что идти недалеко, потому что далеко я так не уйду.
Выбирать маршрут не приходилось – все равно ничерта не видно. Я просто пошел туда, куда стоял лицом – по дороге в туман, стараясь удерживать равновесие с тяжёлым и крайне неухватистым телом на плече. Через десяток шагов заметил, что граница видимости отодвигается вместе со мной, а обернувшись увидел, что каменная арка на перекрестке уже потеряла цвет и резкость. Значит, центром видимости тут являюсь как раз я, и это хорошо – не придётся идти ещё и на ощупь. Мне и без того проблем хватало – через какое-то небольшое время к тяжести на плече и дрожи в икроножных мышцах добавилось нарастающее ощущение холода. И это был не обычный холод, какой можно почувствовать, если выйти зимой на улицу раздетым. Начавшись с лёгкого неудобства, он быстро перешёл в ощущаемую всей поверхностью тела физическую боль и нарастающую мышечную скованность. Окружающее пространство тянуло из меня тепло так, словно вокруг не воздух, а переохлаждённая среда с очень высокой теплопроводностью. Это был такой холод, какой чувствует человек, упавший в Ледовитый океан. Где-то я читал, что в той охлаждённой ниже нуля солёной воде время выживания всего несколько минут – дальше теплопотеря приводит к остановке сердца. Но в той книжке о тяжёлой судьбе полярных лётчиков ничего не было сказано о том, до чего это больно! Для того, чтобы приблизиться к этому ощущению, можете взять и плотно сжать в ладонях большой кусок льда – от холода через минуту вам станет больно, потом очень больно, а потом вы его бросите, потому что зачем же себя так мучить? А теперь представьте себе, что