– Да, это именно то, что я чувствую – вину и угрызения совести. А еще я очень злюсь на этого мужчину.
– Скажи ему об этом – сможешь сказать? – спросила я заместительницу Яны.
Та долго силилась, но была не в состоянии даже поднять на мужчину глаза, даже слово вымолвить. Глядя на ее потуги, заместитель сына вышел из-за спины отца, подошел к матери, опустился на землю и обнял ее колени. Я внутренне ахнула. Это было очень символично. Сын молчал из солидарности и любви к матери! Я развернулась в сторону Яны и показала на сценку отношений ее и ее сына.
– Понимаешь, о чем это, Яна?
– Да, – но, помолчав, в отчаянии добавила: – Что же мне делать?
– Я не даю советов. Ты просила в расстановке найти причину молчания ребенка. Мы с заместителями сделали для тебя все, что могли. Принимать решение, как действовать, – это уже твоя задача. Можешь сейчас встать в расстановку на место своего заместителя. Возможно, здесь придет ясность.
Яна посмотрела на меня с сомнением, но в расстановку стала. Голова ее была гордо поднята, руки сжаты в кулаки. Через минуту она стояла, словно парализованная, открывала и закрывала рот, хватала ртом воздух, но так ничего и не сказала, даже не смогла посмотреть в глаза заместителю Иосифа. Заместитель сына сидел у ее ног, и на его лице зеркально отражались все тщетные усилия матери. Мы словно оказались в энергии стоячей воды.
Мне захотелось, чтобы все поскорее завершилось. Так я иногда реагирую на непереносимость некоторых ситуаций. Видно, и меня накрыло это покрывало семейной тайны. Но надо было как-то «выплывать».
Я, как за соломинку, ухватилась за сжатые кулаки Яны. Чаще всего это расшифровывается в расстановках как явная или неосознанная злость.
– Яна, когда ты встала на расстановку перед мужчиной, у тебя начали сжиматься кулаки. Попробуй сжать их еще больше и скажи, что тебе хочется сделать.
Женщина растерянно посмотрела на меня, на свои руки, потом на заместителя Иосифа, глаза ее сузились, и она сквозь зубы процедила:
– Я бы его ударила… я бы его убила!
В ее зрачках полыхнула ненависть, лицо ее изменилось. Это была другая женщина. Злости было слишком много, чтобы принадлежать одному человеку. Скорее всего, это было перенятое чувство.
Я подошла к Иосифу и с помощью «каталептической руки» вывела из него мужчину, к которому была обращена эта ошеломляющая ненависть. На это место поставила еще одного заместителя и попросила Яну сказать ему:
– Ты причинил мне много боли. Я злюсь на тебя. Я хочу тебя убить.
Яна выпалила эти слова в гневе, размахивая кулаками. Наброситься на мужчину не позволил сын, сидящий у его ног. Заместитель мужчины вел себя высокомерно, держался рукой за подбородок, словно там была борода, и невозмутимо сказал:
– Все под Богом ходим.
– А теперь посмотри на Иосифа. Ты по-прежнему на него злишься?
– Нет, не злюсь, я испытываю к нему благодарность, но из-за чувства вины я теряю дар речи.
– Тогда скажи ему