– Алисия, милая, иди сюда.
Вот теперь я ее узнала. В моем мире тетя Люда носила выжженный блонд, а здесь ее лицо обрамляли каштановые, как у сына, локоны, с изрядной проседью. И, конечно, никаких очков.
Я послушно взобралась в коляску. Кажется, слишком сильно задрала юбки, потому что брови женщины на миг взлетели на лоб, а потом она повторила:
– Что случилось, деточка? Почему ты здесь? И где твои чулки?
Ответить я могла только на последний вопрос, зато совершенно честно:
– Не помню.
Где я их потеряла? Может, в стогу, а может, и раньше, где-то по дороге. Какая разница?
– Ксандер сказал, что его жене нездоровится, – прошипел Игорь, или как его теперь звать. – Я вернусь и…
– Ты закроешь рот, отойдешь на три ярда и дашь нам спокойно поговорить, – сказала тетя Люда, и Игорь мгновенно заткнулся. Сжал кулаки, но в самом деле отошел на несколько метров. – Бедная девочка, иди сюда. – Она притянула меня к себе, как в детстве.
Мои родители вечно пропадали на дежурствах, тетя Люда, наша соседка, считала, что главное для женщины – муж и дети. Так и получилось, что с разбитыми коленками и двойками я куда чаще прибегала к ней, чем к маме. И сейчас, ткнувшись в полное плечо, я вдруг разрыдалась, точно та маленькая девочка, которой была когда-то.
– Ну-ну, все хорошо. – Она погладила меня по спине. – Все будет хорошо.
Что-то в ее тоне подсказало мне, что она сама в это не слишком верит. Я заставила себя скрутить слезы, выпрямилась.
– Простите.
– Вот, возьми. – Она протянула мне кружевной платочек с монограммой.
Я послушно вытерла лицо.
– Алисия, милая, – осторожно начала она. – Конечно, об этом должна была рассказать тебе мама, но раз уж она не смогла…
– А что с ней? – Тревога сжала грудь, я не сразу сообразила, что моя мама осталась в том мире, а здесь – мама совсем другой девушки. Той, что была Алисией.
– Опомнись, твои родители десять лет как на кладбище. Вместе с моим мужем. – Тетя… Люция приложила платочек к глазам, оставшимся, впрочем, сухими.
Да уж, нашла о чем спросить! Но оправдываться было поздно, и я промолчала. Стыдно сказать, но я обрадовалась. Как ни крути, но родители прежде всех заподозрили бы неладное. Может, перед посторонними и удастся отговориться потерей памяти, но семья-то быстро поймет, что дело нечисто. Впрочем…
– Я не помню… – прошептала я.
Да, вот оно, оправдание. Я не помню. Ничего не помню.
– Я тоже хотела бы забыться. – Она снова промокнула глаза платком. – Но от наших желаний ничего не зависит. Так вот, на правах давней подруги твоей матери… Если тебя до такой степени напугало то, что происходит в спальне между супругами…
Я нервно хихикнула. Да, конечно, страшнее мужского органа в мире ничего нет. В чужом мире, где даже я сама – уже не я.
– Надо