На четырёхступенчатом пьедестале стояли три золотых престола. Один был чуть впереди. На нём восседала зеленоглазая скандалистка с милостивым лицом. Обе её ножки были обуты, притом в пурпуровые кампагии – главный символ полубожественной власти. Справа и слева от Феофано сидели, также в царских одеждах, два её сына, Василий и Константин. Первому исполнилось шесть, другому – четыре. За троном императрицы стоял Никифор Второй. Он выглядел скромно.
Конечно же, все следили только за Феофано. Рашнар поднялся на пьедестал и, склонившись к уху царицы, шепнул ей что-то. Она взглянула на Калокира и улыбнулась. Лучше было бы ей этого не делать, ибо предмет её благосклонности покраснел, между тем как правила этикета обязывали бледнеть в такие минуты.
– Императрица дозволяет вам встать! – вскричал церемонимейстер. Все поднялись. Хор смолк. Евсевий Эфалиот, подойдя к Никифору Фоке, взял у него какой-то небольшой свиток с печатью и, развернув его, зачитал указ Феофано о присвоении Калокиру чина патрикия. Пока звучал его голос, в зале стояла могильная тишина. Василий и Константин вели себя так, будто им пригрозили розгами за малейшее шевеление.
– Иоанн Калокир, приблизься! – позвал Евсевий, кончив читать и вновь свернув свиток. Идя к царице, Иоанн пристально глядел под ноги, чтобы как-нибудь не споткнуться, но всё равно не заметил первую ступень трона и чуть не грохнулся. По всей зале пробежал шёпот. Императрица прыснула, но совсем даже не обидно, а очень располагающе, как смешливая девушка из деревни. Встав перед ней на колени и склонив голову, Иоанн поймал вдруг себя на том, что пройденные четыре ступеньки будто бы приподняли его над сердцебиением. Маленькая рука Феофано властно легла на его затылок. Её мальчишеский голос звонко потряс гигантские своды залы, невидимыми ладонями хлопнул по всем ушам, достигнув предела силы, и, задрожав, на последнем слоге сорвался, как струна арфы:
– Властью, данной мне Богом, во имя величия Ромейской державы провозглашаю тебя, Иоанн Калокир, патрикием! Аксиос!
– Аксиос! – дружно подхватили военные и гражданские, – слава, слава!
Вставая под гром оваций, Иоанн встретил пристальный взгляд Василия. Столько злобы, столько высокомерия леденело в глазах тщедушного мальчика, будущего Болгаробойцы, что молодой патрикий весь вздрогнул, как от пощёчины. Этот взгляд заставил его опомниться. Опустив глаза, он медленно повернулся, сошёл с подножия трона и зашагал, ничего не видя, к дверям. Пришлось протосинкелу Феофилу с большим золотым крестом его догонять, чтоб благословить. Встав перед