Около двух часов ночи, когда маленьких детей уложили спать, наша молодежь принялась уговаривать меня поехать с ними на елку к Кремлю, но я отказался, ссылаясь на усталость. Проводив их, вернулись на второй этаж.
– Как мне показалось, все прошло в духе славных семейных праздников, – Прохор разливал по бокалам коньяк.
Вином для дам заведовал Пафнутьев, который кивнул:
– Отлично все прошло, но завтра своих спецов вызову, пусть после французской… делегации весь дом проверят.
– Мы сами справимся, Виталий Борисович, – чуть поморщился Михеев.
– Сами так сами… Шампанское это, кстати, редкостная дрянь! Сколько раз пил, а так и не распробовал.
– Согласен, – это был Кузьмин. – «Моёт» мне нравится больше, да и среди наших игристых вин достойные марки имеются.
– И коньяки французские жестковаты на мой вкус, – поддержал обсуждение воспитатель, разливавший как раз Courvoisier. – Вот армянские – самое оно.
– Поддерживаю, – кивнул Петров Владимир Александрович.
– Дареному коню, как известно… – улыбалась супруга Пафнутьева, Елизавета Прокопьевна. – Дорогие мои, хватит брюзжать! Как старички древние, ей-богу! Давайте уже лучше за что-нибудь выпьем, а то вас будет не остановить.
Этим практически семейным кругом мы просидели еще около двух часов, после чего разошлись по своим покоям – Пафнутьевым выделили «дежурные» помещения на третьем этаже, Петровы отправились в комнаты сына, уехавшего на елку с братом, Кузьмины пошли к «себе», где уже спали маленькие Прохор с Виталиком, а воспитатель отвел меня в сторону:
– Лешка, ты не будешь против, если Катя у меня переночует? – мялся он.
– Конечно, нет.
Я еле сдерживал себя от смеха – вроде взрослый уже мужчина, а о подобных вещах спрашивает!
– Ну, мы пойдем тогда… Спокойной ночи!
Алексия тоже заметила все эти «нелепые телодвижения» Прохора, как и то, что Екатерина ушла с ним под ручку в сторону, противоположную лестнице, и, войдя в наши покои, тут же со мной обсудила эту «новость». Не забыла она примерить и подаренные украшения и получила от меня заверения, что она на свете «всех красивей и милее». Потом был подробный рассказ про общение с «такими обалденными и шкодливыми» младшими братьями, закончившийся просьбой с ее стороны:
– Лешенька, ты же сделаешь так, чтобы Проша с Виталиком жили с нами?
Я вздохнул и повел себя очень некультурно – ответил вопросом на вопрос:
– А когда ты со своим родным отцом нормально общаться начнешь?
– Мне требуется еще какое-то время… – теперь вздохнула уже она.
– Знаешь, Лесенька, – я подсел к ней ближе и обнял, – жизнь слишком коротка, чтобы обижаться на своих близких. И