Кайрат достал откуда-то учебник по географии старенький:
– Вот она. Близко, всего полпальца по карте, если руку приложить.
Бабуля:
– Интересно как. Никогда не видела. Я из нашего аула никуда не выезжала.
Кайрат (с надеждой):
– Хочешь американское посмотреть?
Бабуля:
– Это откуда?
Кайрат:
– Западное.
Бабуля:
– Ну что ж, давай.
Поставил Кайрат «Тома и Джерри». Бабушка опять тяжело вздохнула и попросила выключить. Села, задумалась.
– Как странно устроен мир, нет в нем мира и порядка. На север пойдешь, там волка бьют, на запад, там коту больно, на восток взглянешь, там лиса убивают… Нет в мире добра: иди на все четыре стороны, и всегда найдется тот, кому горестно. И мне сейчас тяжело дышится. Подумать только, зверятки эти напомнили то, что, кажется, давно отболело, а вот опять же…
Она сложила все кассеты в стопочку и накрыла теплым одеялом, чтобы все зверята спали спокойно и не мерзли. А еще она запретила их включать. Чтобы никому больно не делать. Пусть лучше добрые сны видят, чем так носиться друг за дружкой и страдать. И чего смешного в том, что кого-то мучают! Ничего!
А еще украдкой дула на этот черный пластик, чтобы боль утихла…
Мы с Кайратом смеялись: неужели она считает, что они там живые? Вот оно, чудо искусства! Надо же, как она поверила во все эти картинки! Это же просто феномен психологический!
Бабуля так и не включала больше видеомагнитофон и телевизор.
Никогда.
И кто знает, может, она знала о чем-то таком больше, чем мы?
То, о чем нам никогда не догадаться.
Не знаю, вот сижу и думаю. Ничего делать не могу.
Только думаю.
Совсем как бабуля.
Человек-амфибия отправляется в космос
У меня была мачеха. Когда я была маленькая, то вместо детсада ходила с ней в кинотеатр, где она работала киномеханицей.
Я была счастливейшим ребенком. Еще бы – просыпаться, засыпать в кино, есть там, там же играть и смотреть-смотреть-смотреть. Все фильмы подряд, круглыми сутками.
«Роман с камнем», «Полет навигатора», «Кинг-Конг», «Кинг-Конг жив», «Любовь и голуби» и так далее…
А еще старое европейское кино, например «Тарзан», черно-белый, с пловцом. И вечно тонущий «Чапаев».
И, конечно, японские мультики.
Но это все меркло и блекло перед индийским кино. Яркие наряды, пестрота в кадре, каждую секунду что-то происходит, кто-то, танцуя, умирает, а кто-то, танцуя, убивает. Пули резиновые, а машины картонные.
Игра, это была игра, настоящая. И верилось, и любилось, и горело все внутри. О, сколько слез я выплакала на этих киносеансах.
Помню, однажды мачеха, все-таки не выдержав, сказала мне:
– Ну, это же просто кино!
– Не трогайте меня! – закричала я. – Не мешайте плакать.
От смотрения кино круглыми сутками, с середины к началу, от начала к середине и с конца к началу,