И меня тоже коснулось это роковое «не успела».
30 апреля шёл сильный снег. Все киоски на маленьком продуктовом рыночке были закрыты, кроме одного. Женщина – хрупкая, зажатая в тисках пластиковых ящиков и картонных коробок с фруктами – словно специально ждала нас.
«Жалко моего дружочка», «А сколько лет деду было?», «Помидорки как вчера которые?»…
То же было и в хлебном, в маленькой кондитерской лавке на первом этаже дома. Заворачивая поочерёдно в пакеты шесть пахучих буханок (4 серого и 2 белого), женщина в фартуке вопрошала тихо: «Во сколько похороны?», «Поминки дома?».
Меня так удивило это сквозное знакомство моей семьи…
Можем ли мы, в 21 веке, в огромном городе, надеяться, что после нашей смерти о нас вспомнит кассирша «Ленты»? А мерчендайзер «Фикспрайса», он-то не забудет нас?
А в Омске, на 6-ой Линии мы ещё поживём.
Я очень боялась за папу. Будучи человеком сентиментальным, мнительным, чувственным – нежным до вмятин от дуновений, он мог воспринять особо сильный удар (не получить – ведь никто специально удар не наносил, а воспринять – у него умер отец, а это сильнее любых дуновений). Я закупилась валидолом, я обещала быть рядом. Очень боюсь подобных событий, но вахта рядом с папой меня отвлекла.
И… всё обошлось.
Я пережила это ради папы. А папа держался ради сестры. Мы поддерживали друг друга по цепочке и выжили.
И теперь я думаю: раз такой человек, как мой отец, нашёл силы отстраниться, обдумать, пережить, то какие у меня причины отчаиваться?
Ещё есть время запомниться кассиршам супермаркетов.
***
В автобусе жуткая давка. На подножку передней двери заскакивает женщина, толкается, тянется к поручню. Мужчина перед ней (сам заскочивший секунду назад) ругается:
– Куда вы лезете? Будут ещё автобусы! Не щемитесь!
( – Полетите следующим… Или предыдущим, – сказал бы Тито Торризи.)
Но у женщины есть аргумент:
– Я кондуктор!
ТЁПЛОЕ МЫЛО
Зачем вы пересаживаетесь за руль собственного автомобиля? О, я понимаю, вы больше не выдерживаете этой переполненности людьми, образами, явлениями природы. Это как купить собственную квартиру, сбежав из общежития.
Короб трамвая – комната общежития. Салон троллейбуса – другая комната, этажом выше, возле кухни (оттого вечный гул: это холодильник гудит за стеной). Автобус – странная комната, где вместо двери жёлтая штора, а за нею – зелёные тени и голоса.
Транспорт – замкнутое пространство. Ровно до тех пор, пока не раскроются, не разъедутся двери, и не случится диффузия двух пространств. Вещество троллейбуса проливается на заледенелый асфальт, вещество города заползает в автобус и едет, едет…
Трамваи перевозят снег. Он заскакивает, как опоздавший пассажир в свободную щель, пролезает под квадратную железную дверь, падает на нижнюю ступень и выдыхает. Успел!
В автобусы заходят самодостаточные