Нам придется ближе познакомиться с ним, потому что он занимает значительное место в нашем повествовании.
Господин де Пероль был человек средних лет с худым, бледным лицом, редкими волосами, высокий, но несколько сутуловатый. В наши дни человека подобного типа трудно было бы представить себе не в очках, однако в ту эпоху такой моды еще не существовало. У него были невыразительные, как бы стертые черты, глаза близорукие, но взгляд наглый. Гонзаго утверждал, что Пероль весьма умело действует шпагой, каковая и висела у него на левом боку.
Вообще Гонзаго всячески превозносил его; чувствовалось, что он нуждается в Пероле.
Остальных сотрапезников, служивших у де Келюса, можно рассматривать как чистых статистов.
Мадемуазель де Келюс исполняла свои обязанности хозяйки с молчаливым и холодным достоинством. Можно утверждать, что обычно женщины, даже самые красивые, таковы, какими их делает чувство. Иная может быть обворожительна с тем, кого любит, но почти невыносима для других. Аврора же принадлежала к тем женщинам, которые нравятся вопреки их желанию и которыми восхищаются наперекор им самим.
Она была в испанском наряде. Три ряда кружев ниспадали среди волн ее черных как смоль волос.
И хотя ей еще не было двадцати, чистые и благородные линии ее губ уже выдавали затаенную печаль, но сколько света, должно быть, рождала вокруг ее юных уст улыбка и как, должно быть, лучились при этом ее глаза, затененные шелком длинных изогнутых ресниц!
Однако очень много дней уже никто не видел на устах Авроры улыбки.
Отец, бывало, говаривал:
– Все изменится, когда она станет принцессой Гонзаго.
К концу второй перемены Аврора встала и попросила разрешения удалиться. Госпожа Изидора с сожалением глянула на принесенные пирожки, печенья и варенья. Долг вынуждал ее последовать за своей юной госпожой. Как только Аврора вышла, маркиз принял более игривый вид.
– Принц, – сказал он, – вы собирались отыграться в шахматы… Вы готовы?
– Всегда к вашим услугам, дорогой маркиз, – ответил Гонзаго.
По приказу де Келюса принесли столик и шахматную доску. За те две недели, что принц провел в замке, начинающаяся партия была уже, наверное, сто пятидесятой.
Подобная любовь к шахматам у Гонзаго, дожившего до тридцати лет, да еще при его имени и внешности, давала пищу для размышлений. Одно из двух: либо он был без памяти влюблен в Аврору, либо очень хотел пополнить ее приданым свои сундуки.
Каждый день после обеда и после ужина приносилась шахматная доска. Милейший маркиз На Засове игроком был весьма слабым. Каждый день Гонзаго позволял ему выигрывать с десяток партий, после чего торжествующий Келюс, не покидая поля боя, задремывал