Я делаю паузу.
– Или на шоу-пони.
Кэтрин смеется и фыркает, и я тут же понимаю, что она мне действительно нравится. Мы во многом одинаковы. Нас обеих не устраивают условия нашей жизни, до смешного привилегированные. Но этого достаточно, чтобы понять абсурдность. Мы же стремимся к тому, чтобы нас считали чем-то большим, чем то, с чем люди ассоциируют нас.
– В любом случае, я не люблю вдаваться в подробности, – говорит она. – Я могу рассказать об этом только тем, кто спасет меня от утопления.
– Что ж, мне бы хотелось услышать подробности.
Кэтрин смотрит в сторону, на другой берег озера, где возвышается ее дом над водной гладью.
– Том хотел, чтобы я оставила все это.
Хмурое выражение лица на мгновение отражается в ее глазах. Краткое, как тень облака на воде. Я ожидаю, что она расскажет еще что-нибудь о своем муже и о том, почему он выдвинул такое требование. Вместо этого Кэтрин начинает кашлять.
Сильно.
Гораздо сильнее, чем раньше.
Этот кашель глубокий, тяжелый, достаточно громкий, чтобы эхом отдаваться в лесной чаще. Одеяло падает, и Кэтрин обнимает себя, пока не останавливает приступ кашля. Она выглядит испуганной. Снова хмурая тень скользит по ее лицу, и на секунду кажется, что она понятия не имеет, что только что произошло. Но тень быстро исчезает, и она ободряюще улыбается.
– Прости, некрасиво получилось, – сказала она.
– Ты в порядке?
– Думаю, да, – руки Кэтрин дрожат, когда она натягивает одеяло на свои покрытые мурашками плечи. – Но, наверное, пора домой.
– Конечно, – говорю я. – Ты, должно быть, замерзла.
– Я, конечно.
Теперь, когда адреналин от моих предыдущих героических поступков иссяк, меня охватывает жестокий холод. Мое тело дрожит, когда я поднимаю якорь со дна озера. Вся веревка – все пятьдесят футов – мокрая от натяжения под водой. К тому времени, когда я заканчиваю поднимать якорь, мои руки так устают, что мне требуется несколько рывков, чтобы запустить мотор.
Я начинаю направлять лодку к дому Кэтрин. Ее дом – аномалия на озере, поскольку он единственный, построенный после семидесятых годов. То, что раньше было там, было вполне приемлемым бунгало тридцатых годов, окруженным высокими соснами.
Двадцать лет назад бунгало снесли. Как и сосны.
Теперь на их месте угловатое чудовище, выступающее из земли, как кусок скалы. Сторона, обращенная к озеру, почти полностью покрыта стеклом, от широкого, беспорядочного первого этажа до кончика остроконечной крыши. Днем это впечатляет, хотя и немного пошло. Словно витрина магазина, где ничего не выставлено.
Но ночью, когда все комнаты освещены, он приобретает вид кукольного домика. Каждая комната видна. Блестящая кухня. Блестящая столовая. Широкая гостиная, тянущаяся вдоль каменного патио позади дома, ведущего к берегу озера.
Я была внутри только один раз, когда нас с Леном пригласили на ужин прежние владельцы. Было странно сидеть за всем этим стеклом. Как