– Раз нужно, скажите. – Отец впился в него глазами.
– Я был бы счастлив уже сейчас обвенчаться с Таней, – хрипло, запинаясь, сказал Шатерников. – Но я не разведен с женою, и поэтому…
– Выйди, пожалуйста, – негромко попросил отец Таню. – Нам лучше обсудить это без тебя, не обижайся.
Она поднялась, не глядя ни на отца, ни на Шатерникова, выбежала из столовой и, выбегая, чуть не упала, споткнулась о край завернувшегося ковра. Оба они посмотрели ей вслед.
– Я никаких пышных речей произносить не собираюсь, – сказал отец, и кровь медленно отлила от его лица. – Она – мой единственный ребенок, и я с самого ее рождения уяснил себе, что цель моей жизни одна: уберечь ее от страданий. Но видите? Человек предполагает, а Бог располагает. Ей девятнадцать лет, а на ее долю уже выпало… Сперва ее мать, теперь вы… А я ничего не могу. Зачем вы, простите меня, зная, в каких вы теперь обстоятельствах, взялись морочить ей голову? Ведь вы уедете, а ей с этим жить…
– Я не морочил ей голову, – тихо и тоже бледнея, ответил Шатерников. – Я очень хочу обвенчаться. Но нужен развод.
– Нужно еще, чтобы вы остались живы! А это – увы! – не в моей и не в вашей власти.
Он помолчал. Шатерников прикусил губу.
– Вы спрашиваете, – продолжал отец, – соглашусь ли я, чтобы моя дочь при условии вашего состоявшегося наконец развода и при другом, гораздо более важном условии, то есть если вы останетесь живы, соглашусь ли я на то, чтобы она стала вашей женою, так?
– Да, так.
– А я вам отвечу: у меня нет выбора. Потому что никто меня не спросил ни тогда, летом, ни сейчас. Я вашу братию, актеров, честно сказать, не очень жалую. Что это за дело такое для взрослого серьезного человека – всё время изображать кого-то другого? Так и от самого себя ничего не останется. Подождите! – Он слегка повысил голос, увидев, что Шатерников порывается что-то сказать. – Говорят, что из двух зол нужно выбирать меньшее, а я вам возражу, что не бывает меньшего или большего зла. Зло есть зло. Вы ждете моего ответа на ваше, так сказать, «предложение», которое вы, женатый человек и к тому же отбывающий в субботу на фронт, делаете моей дочери, не так ли? Меньшее зло – это ответить вам, что я согласен. Большее зло – попросить вас не попадаться мне на глаза и оставить мою дочь в покое.
Он вздохнул и обреченно развел руками. Шатерников молчал.
– Я вам отвечаю: согласен. Но вы должны знать, что, будь это в моей власти, я с удовольствием спустил бы вас с лестницы.
– Благодарю и на этом, – пробормотал Шатерников.
Отец быстро и остро посмотрел на него.
– Володя, голубчик, – вдруг совсем другим, испуганным, огорченным голосом сказал он. – Ведь страшно же мне за нее! А вам что, не страшно? Ведь если…
И не договорил, зажмурился. Шатерников поставил локти на колени и закрыл лицо обеими ладонями.
– Ну, вот. Услышали меня наконец,