Озарение, посетившее Иннокентия, было о том, что раз информационные потоки поддаются корректировке, вероятно это и был тот самый суперключ от всех дверей. А Иннокентий что, получается оруженосец? Кому он несёт тогда это оружие? Может ли он сам им пользоваться? Очевидные фрейдистские аналогии оружия с членом, выбивались из контекста. Член Иннокентия был его собственностью и тем более, кому бы тогда его надо было принести?
Иннокентий уже не впервые приходил к таким мыслям и знал, что дальше он вспоминает о своей "избранности" и фантазии уносили его к зарождению нового цикла человечества, где он принёс своё оружие куда следует и оказалось, что он Адам. Это было заманчиво и лестно, но обязывало. В этот момент Иннокентий всегда бился лбом о "свободу", идя по пути предназначения. И сразу за этим, "свобода" обрушивала на Иннокентия обязанность что-то выбрать, а не просто посмотреть на возможность выбора. Получается, Иннокентий сам мог выбрать, "избранный" он или нет. В этот же момент появлялась мысль, что "избранность" налагает обязанности ещё и сама по себе, не считая обязанности выбора.
Такими путями мысли Иннокентия пришли к тому, что он уже должен исполнять обязанности избранного, чтоб быть избранным. Звучало запутанно и не однозначно, но суть не менялась – вероятно это сумасшествие, в котором жил Иннокентий происходило от того, что он не соответствовал своему статусу. Иннокентий со скептицизмом отнёсся к "своему статусу", вспоминая о своём незавидном финансовом положении. С другой стороны, использованием методов изгибания информационных потоков наверняка можно влиять на это, и Иннокентий уже начал их изгибать. Сначала несмело и аккуратно, примериваясь к новым возможностям. Иннокентий касался этих потоков и смотрел, какую ситуацию это вызовет в информационном поле. В этом всегда присутствовал элемент неожиданности, Иннокентий считал, что это сказывалась нехватка умений гнуть поток так, чтоб последствия были более предсказуемыми и на самом деле контролируемыми.
Подъёмы и спады его "силы мысли" следовали регулярно и постоянно. Иннокентий забирался на высоченную скалу и всё оттуда видел. Потом понимал, что не всё и начиналась глубочайшая пропасть. Эфирные потоки моментально это чувствовали и впивались в Иннокентия острыми зубами безнадёжности и вечного мрака. Они даже иногда брали под контроль его письмо. Иннокентий постепенно учился замечать, когда начинал записывать не свои мысли, а реакцию на них, этих потоков. И как они вызывали реакцию в Иннокентии, занимая его мысли чем-то бесполезным и деструктивным, и просили сообщить Иннокентия об этом. Иннокентий боролся за контроль над письмом, но справедливости ради, чужие мысли иногда получались занятными и после редактуры, вносились Иннокентием в