Из не опубликованного.
Иннокентий
Термометр показывал 26 градусов по цельсию, но Иннокентию было постоянно и аномально холодно. Вероятно, это было вызвано очередным смещением реальности. Он задумчиво смотрел в монитор и продумывал планы, по публикации своей книги.
Иннокентий в очередной раз решил, что теперь то он совершенно точно напишет автобиографию. Не то, чтоб Иннокентий был замечен в каких-нибудь значимых событиях, о которых можно прочесть в дорогих журналах или научных статьях, нет. Об этом речи пока не шло, но прочтя автобиографию Иннокентия, все сразу же расстроятся, что так долго его не замечали и не было возможности прочесть эту чудесную книгу, которая изменит мир. Во всяком случае Иннокентий примерно так сейчас и думал. Можно сказать – желал. Кроме того, с уверенностью можно было сказать, что к построению логических цепочек у Иннокентия был некоторый дар. Разумеется, это было очевидно именно для него самого, в первую очередь, и он верил в то, что читатель справится со сложностями его "слога". Он уже представлял себе, как читатель пробирается сквозь лабиринт его мыслей, открывая новые для себя. Наш герой мечтал, что найдёт единомышленников. Читателю это может показаться странным, разумеется, но вдруг надуться? Так он размышлял. Позже он решит, что это желание было более чем странным, но однозначно, процесс принёс ему удовольствие. Иннокентию не чужда была радость создателя, когда зритель принимает произведение и оно положительно оценено аудиторией.
Не вполне было понятно зачем ему это будет нужно уже "тогда", но сейчас мысль о читательском признании его авторских способностей, грела Иннокентия достаточно сильно, чтоб написать ещё несколько строк. Та сложность, с которой ему это далось, шептала на ухо, что Иннокентий так себе автор и ничего не выйдет. Но значимость мыслей, которые просились на страницы, не оставляла молодому автору выбора. Иннокентий собрался с мыслями и написал ещё одну строчку. Перечёл её и согласился с этой значимостью, скрипя сердцем от недостатка писательских навыков и испытывая очевидный дискомфорт от посягательства на свою свободу воли. Иннокентий поторговался со своей совестью, и они сошлись на том, что мысли, которые просятся быть написанными, не принадлежат лишь Иннокентию. Что автор играет роль трансформатора некой абстрактной "мысли" в читаемый текст. Это и освобождало Иннокентия от ответственности и давало ему свободу "трансформировать". Когда рядом с Иннокентием звучало слово "свобода", он сразу начинал чувствовать тот груз, который навалился на его плечи, за относительно недолгий срок своей жизни. И его манила та лёгкость, которую обещало слово "свобода". Для Иннокентия свобода не была чем-то абстрактным. Он совершенно чётко осознавал и заранее ощущал свободу от всего, что его терзало и мешало жить. Это было чем-то сродни освобождению от того, что называется – быть человеком.
Иннокентий никогда не отличался человеколюбием в общепринятом смысле этого слова. Он был замкнут, нелюдим и одинок. Не кривя душой, можно сказать, что людей он даже презирал, чего уж там. Иннокентий не сразу узнал об этом. Сначала он людей любил, хоть и об этом он тогда ещё не знал. Его отношение к людям изменилось тогда, когда он понял, что они его не любили сразу. Это вписывалось в концепцию того человека, которого презрел Иннокентий. Он понял почему всегда чувствовал это ледяное одиночество. Все слышали о так называемой "культуре отмены". Это когда общество не приемлет каким-то доводам и считает их недопустимыми исходя из своих моральных ценностей. Человека, который эти доводы высказывает, могут "отменить". Но как можно "отменить" человека по умолчанию, по рождению, этого Иннокентий не понимал и мириться с этим не хотел.
В какой-то мере это освобождало людей от ответственности за "отмену" Иннокентия. В том отношении, что эволюция диктует правила выживания, которое требует завоевания площади для жизни. Как объём, который занимает грибной мицелий, разрастающийся в почве. Чего Иннокентий не понимал, так это почему этот мицелий нацелен лично на него. Это раскрывало перед Иннокентием такой угол зрения, с которого можно было увидеть этот объём, за который с ним бился "мицелий".
Но какую опасность представлял для людей Иннокентий? Он даже гордился собой иногда, думая о своей значимости, если люди пошли на это, ради него одного. А может это нормальное явление для каждого человека? Те примеры "отмены" кого-либо, которые Иннокентий мог наблюдать, даже близко не лежали рядом с отменой Иннокентия. Есть ли возможность выйти из фокуса луча отмены?
Свобода шептала, что можно просто сделать шаг в сторону. Реальность не поддавалась. Вопросы реальности интересовали Иннокентия всё больше. Реальность начала терять свои очертания для Иннокентия постепенно, и через некоторое время Иннокентий не мог с уверенностью сказать, что реальность, а что просто видимость реальности. С одной стороны, неоспоримые факты. С другой, неоспоримая