– Obesmier, – требовательный взгляд и голос, хотя последний и был невероятно тих.
Я мотнула головой, смахивая слепня, навязчиво нарезавшего круги около меня, а умирающая приняла этот кивок на свой счет. На ее губах вдруг проступила улыбка, словно она сумела передать какую-то эстафету. Черты ее лица разгладились, голова неестественно повернулась в сторону – не иначе мышцы шеи отказали – и девушка собралась преспокойно отбыть в мир иной. Все бы ничего: моя совесть, не сдавшись в плен шкурным инстинктам, осталась при мне, а девушка умерла, судя по лицу, счастливой… Но тут я заметила змею, до этого прикрытую воротом рубахи.
Тугая, в чулке серого узора, обнимавшего ее ажурным плетением. Гадюка? Она текла по шее девушки, шуршала чешуйчатым, нагретым на солнце телом. Ее чуть сплюснутая ромбовидная голова нырнула в ворот рубахи, и я увидела, как медленно поднималась ткань там, где прокладывала себе путь сероузорная, когда скользила по плечу, потом по локтю девушки, чтобы появиться на ее запястье. А дальше… Дальше – была ладонь, что так крепко держала мою руку. Мертвой хваткой держала. Во всех смыслах этого слова.
Я оцепенела, застыла и не могла пошевелиться. А змея неспешно заскользила уже по моей руке, обвиваясь поверх мокрой, прилипшей, словно вторая кожа, куртки. Змеевна достигла плеча. А я все так же не шевелилась. Страшно. До жути страшно, хотя и хотелось скинуть ядовитую, взвизгнуть, вскочить. Но я понимала – поступишь так – и она обязательно укусит. Вонзит клыки. Пока же змеевна только текла по мне и даже не шипела.
«Может, примет меня за валун и сползет? Или попытаться ее медленно-медленно с себя снять?» – додумать я не успела.
Змеевна начала неспешно обвиваться вокруг моей шеи. Я перестала дышать. Чувствовала лишь тяжесть, чуть шероховатое, на удивление приятное сухое тело и то, как медленно, волнообразно сокращаются мышцы под шкурой. Наконец змея улеглась, удобно устроившись на мне. Ее голова и хвост как раз находились на уровне подключичной впадины, словно все тело сероузорной было кольцом. А потом я кожей ощутила, как живое превращается в металл: холодеет, тяжелеет, сглаживается.
Рискнула приоткрыть один глаз, потом второй. Увидеть, что за ярмо у меня на шее, не удалось. Тогда решилась сделать вдох и медленный-медленный выдох. Рука же сама собой потянулась к «украшению». Через пару минут вечности я убедилась в двух вещах: змея и правда превратилась в металлическую, а я до сих пор жива.
Последнее особенно радовало. Голова закружилась, и я поняла: еще немного – и грохнусь рядом с только что умершей девушкой. Посему выдернула руку из пальцев усопшей и начала осторожно выбираться из-под телеги.
Говорят, что от вида крови человеку может стать дурно и он способен даже потерять сознание. Наверное, у кого-то так и происходит. Но то ли в моих генах дремлет наследие великих хирургов (хотелось думать именно о них, а не о мясниках), то ли просто я натура не столь тонкая и чувствительная… Как бы то ни было, меня картина обоза, подвергшегося нападению, наоборот, отрезвила.