– Это прозвучит банально, мы же не в первом классе. Нет желания что-либо доказывать и даже рассуждать, – строго заявил Иван. – Я устал с дороги. Мысли только об отдыхе. Да и обстановка не располагает.
Пауза повисла в воздухе. Иван снова услышал шум волн, затихших во время короткого диалога.
– У меня есть ром, хотите, угощу? – неожиданно предложил Серов.
Иван приподнялся на локтях и посмотрел на художника, не стоило и дальше игнорировать собеседника и, чтобы ни обидеть его, вопреки своим желаниям Иван согласился.
– Не откажусь!
Серов положил кисть на подставку, наклонился к сумке и медленно явил свету большого размера сосуд. Ивану сначала даже показалось, что это доисторический термос, но, когда художник подошел ближе, взору Ивана предстала огромная военная фляжка.
– Все думают, что это фляжка, – игриво сказал Серов, как говорят люди, заранее приготовившие шутку или каламбур.
– Ну и что же это? – подыгрывая, спросил Иван.
Серов, довольно глупо улыбаясь, достал из пустоты два серебряных стакана, эдак грамм по сто, и, раскачиваясь в невидимом танце, налил в них вкусную коричневую жидкость.
– А я говорю, это прекрасный кубинский ром! – каждое слово было отчеканено и уже не раз повторялось в жизни художника.
– Очень смешно, – пытаясь скрыть иронию, пролепетал Иван.
Стакан перекочевал из рук Серова к Ивану. Аромат рома наполнил ноздри Ивана, как только он поднес чашу ко рту. Перед питьем Иван вдохнул запах Кубы, этот сладкий вкус свободы и хорошего настроения, вечного солнца и девичьего смеха.
– Он прямо из бочки. Никаких бутылок, магазинов и прочего никчемного посредничества.
– И как же это сокровище оказалось здесь?
– Я недавно был там, на Кубе, у своего милого друга, как вы догадываетесь, тоже художника, Дона Сервантеса, и он меня осчастливил этим чудом.
Иван сделал глоток рома или глоток рома сделал Ивана, радостная волна тепла пробежала с головы до ног и обратно. Ром действительно был хорош.
– У меня есть традиция пития, хотите, расскажу?
– Извольте.
– Сначала я делаю глоток, чтобы только слегка смочить губы, кончик языка и от него небо, беру паузу, второй глоток больше первого, он должен достать корень языка и достигнуть носоглотки, и лишь третий, как говорится, промочит горло, – закончив инструктаж, Серов принялся его демонстрировать.
Все протекало очень театрально, как и следовало свободному художнику, с качанием головы, закатыванием глаз, стонами и причмокиванием.
– А Вы здесь один? – спросил Иван.
– Нет, я с подругой… женой, – запинаясь, ответил Серов.
– Не определились?
– Все так сложно и в тоже время просто, – художник задумался, но лишь для приличия, будто мысль, что он собирался изложить, родилась только что, так сказать экспромтом, – все женщины делятся на тех, кто любит рожать, и тех, кто любит заниматься предшествующей деятельностью, прямо ведущей