– Ну ты как-то странно ставишь вопрос. Что значит – кому должен? Должен, и все! Наши отцы служили, деды служили. Чем мы хуже?
– Точно! Верно! В натуре, правду говорит! – загудели парни.
Но Геня и на этот раз не согласился.
– А может, мы не хуже, а как раз лучше? – с прежней спокойной невозмутимостью спросил он.
Алик вздохнул:
– Ну ты и зануда, Боровский. Все, не могу больше с тобой спорить. Эй, Жора, давай там, наливай!
Кудрявый, широколицый Жора кивнул и взялся за бутылку. Пока он разливал водку по стаканам, парни вновь весело загалдели. На этот раз они обсуждали двух стройных девчонок в белых платьях, которые прошли мимо кафе «Ягодка», в котором, собственно, и проходило торжество, связанное с проводами Гени и Алика в армию.
Напрягшись от повышенного внимания, которое обратили на них подвыпившие парни, девушки пугливо прибавили шаг. Кто-то засвистел им вслед, кто-то захохотал, кто-то крикнул что-то скабрезное – короче говоря, все были довольны и возбуждены. Один лишь Геня Боровский не разделял всеобщего веселья. Он облокотился об железный облупленный стол, положил щеку на ладонь и задумчиво смотрел вслед девчонкам.
Алик Риневич, заметив, что его друг не веселится, как все, хлопнул его по плечу и весело сказал:
– Не грусти, Горыныч, прорвемся! Вернемся через два года – все телки наши будут!
– До этого еще дожить надо, – равнодушно отозвался Боровский.
– А ты че, помирать, что ли, собрался? Во дает! Слыхали, пацаны, Горыныч помирать собрался! Ну-ка, Жорик, раздай пацанам оружие!
Парни разобрали стаканы с водкой. Алик взял свой стакан, обвел взглядом присутствующих и произнес торжественным, проникновенным голосом:
– Давайте, пацаны, выпьем за дружбу. Все-таки на два года расстаемся, это вам не хухры-мухры.
– Вы там, главное, не ссыте! – посоветовал будущим бойцам кудрявый Жора. – От дедушек не бегайте. А будут обижать – бейте в бубен, и все. Держитесь друг за друга, короче.
– Только особо не борзейте, – присоединился к Жоре еще один советчик. – Дедушки тоже уважения требуют. Жопы, главное, не лижите, и все будет путем.
Алик усмехнулся и поднял стакан:
– Ладно, пацаны, давайте. Спасибо за советы. Не забывайте, короче!
Парни чокнулись и выпили. Закусывали килькой в томатном соусе, квашеной капустой из стеклянной банки и перловым «Завтраком туриста».
– Ну-ка, Геня, сбацай нам че-нибудь душевное, – попросил Алик.
Боровский кивнул, достал из-под стола маленькую желтую гитару, облепленную гэдээровскими наклейками с белокурыми красотками, пристроил ее на коленях, вдарил пальцами по струнам – ритмично и жестко – и запел порывистым, хрипловатым баритоном, подражая Высоцкому:
Я вспоминаю утренний Кабул,
Его разрывы и его контрасты.
Сквозь дым пожаров говорю я: «Здравствуй!
Прости, что на покой твой посягнул!»
Афганистан болит в моей душе.
Мне