Он подошел к толстой пуэрториканке с бигудями на голове («Боже мой! У нее на голове бигуди! В Москве бы ее, наверно, милиция из метро вывела!»), вытирающей слезы несвежим носовым платком и спросил:
– Что случилось?
Женщина посмотрела на него такими глазами, будто Гриша был тем единственным американцем, который еще не знал, что на Соединенные Штаты сбросили ядерную бомбу, и из ее рта полился нескончаемый поток слов. Она говорила с такой скоростью, что Гриша смог только в общих понять чертах то, что она говорила.
– Я стояла совсем рядом, – захлебывалась она. – И вдруг он покачнулся! Он, наверно, был пьян! Он замахал руками, широко открыл глаза! Если бы он был трезв, он бы удержался, но его подвела его правая нога! Она подвернулась, и он рухнул прямо под поезд! Господи! Какой ужас! Кровища так и брызнула! Я не могу об этом вспоминать!
– А вы случайно не обратили внимание, с ним рядом кто-нибудь стоял? – осторожно поинтересовался Гриша.
– Что? С ним рядом? Не знаю… Я, я была совсем рядом. О, это просто ужас! Он так взглянул на меня! Будто ждал от меня какой-то помощи! Я никогда не забуду этот взгляд!
«Н-да, очень наблюдательная женщина, – подумал Гриша. – То, что у него подвернулась нога, и то, как он взглянул на нее, она заметила, а вот что его толкнули под поезд, на это она внимания не обратила».
– Значит, вы уверены, что это несчастный случай?
– А что же еще? Стойте, вы думаете?.. Да как вы можете! Я стояла в трех метрах от него! Да как у вас совести хватило! – И она вновь залилась слезами.
Гриша быстренько ретировался от нее подальше.
Из кабинки водителя вывалился молодой человек. Он сел прямо на пол и, обхватив голову руками, стал раскачиваться из стороны в сторону. Вероятно, в его практике это был первый подобный случай.
Буквально за одну минуту на станции собралось столько народу, сколько не бывает, наверно, даже в час пик.
– Почему не убирают поезд?
– Почему не достают тело?
– Может быть, он еще жив?
– Сколько человек упало? – раздавалось со всех сторон.
И