Затмение. Не на минуты, а на долгие годы.
У зимнего окна, в кресле, – женщина с всё ещё светлым лицом, рядом седеет крупной мордой медленный и мудрый пёс…
Гулко бьют кабинетные часы, в окружающем сумраке пахнет старой пылью, человек в чёрных одеждах привычно ровно читает стандартные строки. Нотариус бесстрастен, он давно высох лицом от постоянных прикосновений к людской жадности и злобе, но всё-таки, длинно и бегло перечитывая права, имущество и деньги, которые мистер Вэн когда-то оставил после себя, останавливается на одной из строчек завещания. Хмурится.
Имя.
Нотариус подносит лист дорогой бумаги под свет бронзовой настольной лампы, ещё раз беззвучно шелестит губами, оборачивается на календарь, и повторно читает странное имя.
– Говорят, он хотел продолжать иногда здесь работать…
Секретарь учтиво прикрыла за собой дверь и, удивляясь никогда не виденному, потрогала ладонью большое голубое стекло.
– Ничего не изменилось. Это хорошо.
Высокий юноша со стремительным взглядом прошёл вдоль стен кабинета, встал у тёмного стола, поднял и положил на место карандаш.
– Вам принести кофе, мистер…?
– Я – мистер?! Просто – Гленарван. Да, пожалуй, лучше начать с кофе.
Призывно, с радостным отчаяньем нового дня и новых смелых дел, встрепенулся внизу, под самыми окнами Башни, гудок маленького рейдового буксира.
Тёплые камни
Король с жадной злобой мстил своему народу.
Как тёмные волки рыскали его подручные по городам и селениям некогда славной, богатой и трудолюбивой страны. Тучные поля вконец истощились, люди, ещё совсем недавно радостные, теперь каждый день кричали от боли пыток, женщины сохли в горьких слезах, дети голодали, мужчины умирали на чёрных кострах инквизиции.
Страх жил в каждом.
Вельможи тряслись из-за своих больших денег – если их казнили в тюрьмах, то все богатства доставались королю и церкви.
Простолюдинов хватали, сжигали и топили в кровавых реках для порядка, чтобы не смущали речами соседей, и десятина их имущества всегда отходила доносчику.
Страшным было случайно услышать что-то опасное в родном, ещё вчера близком и счастливом дыхании…
В тот ранний рассветный час низкую приморскую равнину продолжал убаюкивать розовый туман цветущего майского шиповника.
По большой дороге, ненароком касающейся окраины рыбацкой деревушки, двигалось медленное общественное стадо: гулко перекликались коровы, звенели тонкими голосками овцы и козы, хрипло отзывалась старая собака.
Пастух шёл позади, ступая босыми ногами по прохладной пыли.
Несколько ночей подряд совсем близко гремели раскаты королевских орудий; люди, покинувшие где-то свои городские дома, бежали, спешили уйти подальше от сражения, многие плакали, опечаленные тем, что далёкие повстанцы из последних сил держатся, прижатые к невысоким и ненадёжным береговым скалам. На пути из столицы