Мировая война 1914 года и Октябрьская революция впервые с невиданной остротой столкнули два проявления массовой силы, накопленные ходом истории. Либо бессмысленная жестокость в кровавой схватке, которая легко могла стать новой тридцатилетней бойней и привести к гибели европейской культуры, либо сплочение людей труда против тех, кому выгодны раскол и взаимное озверение одних против других.
За этим противоречием двух путей стоял нравственный вопрос нашего времени во всей его полноте. Этот вопрос поставлен самой историей, поставлен не зря, не для внутреннего комфорта образованных людей, не для спасения души, как бы ни была она оскорблена и подавлена в здешнем мире. Это вопрос продолжения человеческой сказки в бесконечном времени, при условии, что история не сказка, рассказанная идиотом, как говорит Шекспир.
Если взглянуть на дело с этой единственно верной точки зрения, то всякий честный человек должен будет сказать, что Октябрьская революция означала не развязывание иррациональных сил и демонических инстинктов, а великую победу над ними. Революция сделала то, что не могли сделать ни пацифисты, ни гуманисты, ни квакеры, ни четырнадцать пунктов велеречивого президента Вильсона. Она рассеяла кровавый туман над Европой и показала дорогу к миру.
Накануне войны 1914 года паразитическая Европа созрела для катастрофы, подготовленной длинным рядом отсрочек и компромиссов. Царские портреты и хоругви на время оттеснили революционные лозунги. Воевали за Дарданеллы, за немецкую культуру, за французскую демократию, за последнюю войну. Нужен был гений Ленина, чтобы среди этого безумия предвидеть неизбежный перелом в настроении миллионов и звать народы не к возвращению в старый хлев империалистического мира, а к превращению испорченной, искажённой, но всё же выпущенной на свободу энергии масс в революционный энтузиазм гражданской войны против паразитов и милитаристов. «Раз война началась, – писал Ленин, – уйти от неё немыслимо. Надо идти и делать своё дело социалиста». Если случится при этом погибнуть, то лучше Heldentod, геройская смерть, чем подлая смерть. Лучше уйти в нейтральную страну и оттуда сказать правду, чем поддерживать шовинистический угар у себя дома[8].
Мы знаем, что эта позиция, сохранившая свою независимость в тесном товарищеском