Невежество многих людей доходит до таких крайних пределов, что они полагают, будто для исправления зла достаточно повторно его запретить, но на деле это отнюдь не так, и могу доподлинно заявить, что новые законы являются не столько средством наведения порядка в государстве, сколько свидетельством его недугов и достоверным доказательством слабости правительства, ибо если бы прежние законы исполнялись надлежащим образом, то не было бы нужды ни возобновлять их, ни составлять другие, дабы положить конец новому хаосу, поскольку едва бы он случился, как виновные тут же были бы наказаны по всей строгости.
Указы и законы оказываются совершенно бесполезны, ежели не исполняются; сие настолько необходимо, что хотя в делах обыкновенных правосудие требует достоверных доказательств, но с делами, касающимися государства, все обстоит по-другому, потому что в таком случае то, насчет чего существуют веские предположения, должно иной раз считаться достаточно ясным, ибо интриганы и заговорщики, затевающие покушение на общественное благо, обыкновенно действуют так хитро и скрытно, что получить очевидные доказательства их вины никогда не удается раньше, чем они приступают к исполнению задуманного, а тогда уже ничего поправить нельзя.
В подобных обстоятельствах следует начинать дело с исполнения, тогда как во всех других предварительно должно проводиться расследование с допросом свидетелей или с помощью неоспоримых улик.
Эти принципы кажутся опасными, да и на самом деле они в какой-то степени чреваты риском, однако наверняка сделаются безопасными, если, не применяя последних и крайних средств против дурных поступков, подтверждаемых одними подозрениями, лишь останавливать их совершение невинными мерами вроде изгнания подозреваемых или заключения их под стражу.
Чистая совесть и проницательность здравомыслящего ума, который, будучи осведомлен о течении дел, знает будущее почти так же определенно, как настоящее, да и посредственный рассудок – по внешнему виду самих вещей – не допустят превратного применения этих принципов. И даже в худшем случае возможные злоупотребления ими представляют опасность только для частных лиц, жизни которых, впрочем, ничто при этом не угрожает; поэтому данные принципы не перестают быть приемлемыми, ибо частные интересы не идут ни в какое сравнение с государственными.
Тройной портрет кардинала Ришелье.
Художник Филипп де Шампань. Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье, происходил из старинного французского рода, известного с XIII века. Имя Ришелье они стали носить, когда получили поместье с этим названием по одному из брачных договоров. Арман был четвертым из пяти детей в своей семье. Его продвижение по карьерной лестнице началось, когда он получил сан епископа при короле Генрихе IV, а при Людовике XIII он стал кардиналом Франции. Кардинал Ришелье занимал посты государственных секретарей по военным и иностранным делам с 1616 по 1617 год и был главой