Ну надо же! Алина даже и предположить не могла, что этот парень одержит победу. Слишком уж неудачно начался для него бой. А вот, погляди ж ты, сумел! Да-а… такой бокс смотреть было действительно приятно, когда твоего недавнего обидчика хорошенько так отделывают! Ну, и кто теперь скажет, что кармы не существует?
***
Все еще находясь в разогнанном состоянии, нежась в приятных волнах чужой боли, я смотрел на медленно опускающегося на пол верзилу. Его трижды разбитый нос, отбитая печень и рассеченная скула легко прорывались даже сквозь адреналиновую плотину.
Закончить бой я хотел эффектным бэкфистом, но в состоянии ускорения у меня было достаточно времени для того, чтобы вспомнить, что в боксе разрешены удары только передней стороной перчатки. А раз уж мы негласно бились именно по его правилам, то и посадил я своего противника мощным прямым ударом с дальней руки в челюсть. Естественно, что бил я не в полную силу. И даже не в половину, ведь суровая и непреклонная физика методом простейшего умножения массы на скорость дает такую мощь моим атакам, что человека насквозь можно пробить. С условием, конечно, что мои кости выдержат.
Кстати об этом. Похоже, надо пояснить, что впервые такое необычное воздействие чужой боли на свой организм я заметил еще в своей первой школьной драке. Так уж вышло, что вплоть до восьмого класса, я был тютей и размазней и не издевался надо мной только ленивый. Я испытал на себе все школьные «приколы», какие только может придумать богатая подростковая фантазия. Нужно ли уточнять, что мои сверстники обладали весьма специфичным чувством юмора, и их шуточки почти никогда не обходились без членовредительства и порчи моих вещей?
Но всему приходит конец, закончилось и это. Не знаю, почему вдруг я перестал испытывать страх перед своими школьными мучителями, может виной тому переходный возраст и растущий уровень тестостерона, а может просто меня довели некоего психологического предела, за которым остается лишь злость и желание поквитаться, но, в конечном итоге, это вылилось в жесткую драку один против троих. Именно тогда, сгорая от ненависти, чувствуя как мои противники прямо-таки лучатся самодовольством и упиваются превосходством надо мной, я нанес свой первый удар.
Внезапно мир вокруг меня замедлился. На самом-то деле, конечно, это я для него ускорился, но это, в целом, непринципиально. Принципиальным оказалась то, что я отделал лица всех троих обидчиков до состояния сырых котлет. Разбирательство было такое шумное и долгое, что даже в нашей местной газетёнке упомянули об этом раз или два. И если б не заступничество директора, мужика старой закалки, сурового, но справедливого, погнали б меня из той школы погаными тряпками. Он, не испугавшись истерик родителей школьных задир, один из которых, кстати, был партийным деятелем не из последних, прямо высказал им претензии за поведение их отпрысков. Припомнил все те случаи, скопившиеся