Накрыло меня внезапно… В новогодние праздники я вдруг поняла, что не хочу выходить на работу. Вы скажете, что это нормально? Только не для меня. Я не умею работать без энтузиазма, не умею «просиживать штаны» на «ненавистной» работе, не умею сдавать себя в аренду нелюбимому делу, только ради денег. У меня всё в жизни должно быть слажено и гармонично. Дом – только полная чаша, работа-самореализация и самосовершенствование, любовь – такая, чтобы «сносило башню». Смех – чтобы до коликов в животе. Не люблю я полутонов, не люблю терпеть, не люблю ждать, не люблю не чувствовать себя счастливой…
На работу я всё же вышла. Вышла и поняла, что не хочу больше так работать. Мне вдруг стало неинтересно целыми днями рисовать графические картинки для чьих-то листовок. Мне стало скучно слушать вечно влюблённую в кого-то коллегу Алёну, мне стало жаль постоянно торопящуюся куда-то начальницу Веру. Мне надоел этот кабинет, этот телефон, меня раздражала эта дверь на склад, вся обклеенная распечатанными на чёрно-белом принтере картинками, показавшимися кому-то «прикольными». Я уже не понимала, как могла четыре года посвятить себя такому бесполезному занятию, как графический дизайн. И ведь мне нравилось это. Я творила, меня озаряло вдохновение, я всерьёз трудилась над бумажками, которые едва ли кто-то вообще рассматривал. Люди пробегали глазами по строчкам, и мои творения летели в мусорные вёдра. А ведь я, действительно, неплохой художник. Я могла бы писать шедевры. А ещё мне хорошо удавались стихи. Возможно, я уже была бы поэтом, если бы не потратила столько времени на глупые рекламные картинки. А ещё я люблю фотографировать и фотографироваться… Пять лет назад меня фотографировал и рисовал фотохудожник. Он остановил меня на улице, потому что я бросалась в глаза. Я красивая, стройная, высокая брюнетка. Была стройная… пять лет назад.
Я рассматривала себя в зеркало под песню «Она могла бы стать звездой кино, фотомоделью быть давным-давно…». Некогда худенькое, одухотворённое моё лицо лёгкая полнота почти не испортила. Почти… Щёки слегка, еле заметно, поползли куда-то к подбородку. Ещё пару лет и можно будет делать подтяжку. Какой кошмар! Сейчас меня уже вряд ли остановит на улице фотохудожник. Фигура у меня по-прежнему неплохая, но уже явно не модельная. С меня теперь хорошо писать Венеру Милосскую. Что, в общем-то, тоже недурно, но…
Что произошло? Ведь ещё неделю назад мне казалось, что всё у меня ещё впереди, и времени ещё много – всё успеется. Я вспомнила про кризис. Но ведь мне только двадцать восемь. Рано! А если не кризис, тогда что это? Почему я в один миг поняла, как нелепо расходовала своё время, свою молодость?
– Вера, я увольняюсь, – сказала я своей начальнице, – я перестала чувствовать себя счастливой.
– Не говори ерунды, – Вера не восприняла такой аргумент всерьёз, – кому сейчас легко? Кто здесь счастлив, покажи?
– Но ведь это неправильно! – я округлила глаза, – Человек создан для счастья. Мне стала