Устроившись в своем кабинете, окруженный ароматом состаренного пергамента и переплетенной кожи, Амвросий изучал загадочное стихотворение. Его тонкие пальцы обводили завитки чернил, словно надеясь уговорить слова раскрыть свои секреты. На его старинном столе из красного дерева, заваленном пергаментом, чернильницами и россыпью диковинок, выделялось письмо, одинокий актер под прожектором.
– Должен сказать, сэр, – рискнул Реджинальд, выйдя из тени с подносом свежезаваренного чая Дарджилинг. «Эта игра добавляет нотку волнения в наши обычно безмятежные дни».
Эмброуз усмехнулся, поднося к губам тонкую фарфоровую чашку. – В самом деле, Реджинальд. Даже самое выдержанное вино нужно время от времени сцеживать».
Поставив чашку, он взял таинственную записку, его взгляд развернул историю, которая существовала между строк загадки. Он посмотрел на эмблему глицинии, выбитую на пергаменте, простой символ, который хранил тайну. Его глаза задумчиво сузились, в их глубине мелькнула искра откровения.
«В самом сердце поместья есть портрет, – размышлял он вслух, – написанный моим прадедом, запечатлевший красоту моей прабабушки под цветущей глицинией. Возможно, наш корреспондент хочет, чтобы мы начали с этого».
Портрет, о котором идет речь, был чудом искусства, спрятанным в западном крыле усадьбы. Захватывающее дух воспроизведение забытой эпохи, где леди Эбигейл Харгрейвс, захваченная талантливой рукой своего мужа, стояла под раскидистой глицинией, ее розовые губы изогнулись в нежной улыбке.
Когда Эмброуз и Реджинальд направились к портрету, особняк эхом отозвался шепотом о прошлом, каждое произведение искусства и артефакт были молчаливым свидетельством родословной Харгрейвов. Леди Эбигейл, одетая в золото и элегантность, казалось, смотрела на них понимающими глазами, ее задумчивая улыбка намекала на невыразимые тайны.
Амвросий изучал картину, его разум представлял собой водоворот мыслей. Раскидистая глициния на портрете была яркой, ее пурпурные цветы резко контрастировали с приглушенными тонами окружающего пейзажа. У Реджинальда вырвался мягкий вздох, когда Эмброуз протянул руку, чтобы дотронуться до нарисованной глицинии.
Под его пальцами часть холста двигалась, открывая скрытый отсек. Внутри покоился потертый кусок пергамента, края которого побурели от времени. На нем был начертан стих в том же поэтическом стиле, что и письмо:
Тайна скрывается под корнями,
Внутри земли лежит истина.
Найди самый старый дуб, который стоит,
Раскопайте прошлое в его затененных землях.
Когда Амвросий читал этот стих вслух, волнение в комнате было ощутимым. В этой тайне открывалась