Господня Иоанна, апостолов, святителей, мучеников и преподобных отцов наших: Антония Великого, Павла Фивейского, Савву Освященного, Онуфрия Великого, Марка Ораческого и всех святых, сияющих в неизреченной славе и радости; не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9)».
С этими словами, пишет послушник Иоанн, о. Серафим замолчал.
В это время он склонился несколько вперед, голова его с закрытыми очами поникла долу, и простертою дланию правой руки он одинаково (размеренно) тихо водил против сердца. Лицо его постепенно изменялось и излучало чудный свет и, наконец, до того просветилось, что невозможно было смотреть на него, на устах же и во всем выражении его была такая радость и восторг небесный, что поистине можно было назвать его в это время земным ангелом и небесным человеком. Во время таинственного своего молчания он как будто что-то созерцал с умилением и слушал что-то с изумлением. Но чем именно восхищалась и наслаждалась душа праведника, знает один Бог.
После довольно продолжительного молчания снова заговорил о. Серафим. Вздохнув из глубины души, с чувством неизъяснимой радости он сказал мне: «Ах, если бы ты знал, какая радость, какая сладость ожидает душу праведного на небеси, то ты решился бы во временной жизни переносить всякие скорби, гонения и клевету с благодарением. Если бы самая эта келья наша была полна червей и если бы эти черви ели плоть нашу во всю временную жизнь, то со всяким желанием надобно бы на это согласиться, чтобы не лишиться той небесной радости, какую уготовал Бог любящим его. Там нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, там сладость и радость неизглаголанная, там праведники просветятся, как солнце… Но если той небесной славы и радости не мог изъяснить апостол Павел, то какой же другой язык человеческий может изъяснить красоту горнего селения, в котором водворяются праведных души?»
«Ты же, радость моя, – продолжал старец, – ради такого будущего блаженства, с братиями, стяжите целомудрие, храните девство, ибо девственник, хранящий свое девство ради любви Христовой, имеет часть со Ангелы, и душа его есть невеста Христова, Христос же ей – Жених, вводящий ее в чертог Свой небесный. Но душа, в грехах пребывающая, есть как бы вдова нерадивая, а сластолюбивая заживо умерла (1 Тим. 5, 6)».
Рассказывал он о том же и А.П. Еропкиной, вспоминая ей и святых мучениц, красоту святой Февронии и многих других, сияющих в неизреченной славе. «Ах, радость моя! – восклицал тогда он. – Там такое блаженство, что и описать нельзя».
«Лицо его, –