– Как? Мы еще будем заботиться о меньшевиках? Пусть сами достают себе визы!
– Для этого их надо доставить в Москву.
– Доставим. Пусть хлопочут через польскую миссию.
– Пустить их гулять по Москве?
– Пусть гуляют! Вот они потолкаются в прихожей у польского посла, поводят их за нос французы – они понюхают их свободу…
Ленин засмеялся так весело, что Дзержинский тоже не мог сдержать улыбку.
На этом кончился разговор. Дзержинский положил трубку и задумался: какую жизнь прожил Ленин – кампания за кампанией, вечная борьба, основание партии большевиков, революция 1905 года, борьба против империалистической войны, против оборонцев, апрель 1917 года – «Апрельские тезисы» и первые слова на вокзале: «Да здравствует социалистическая революция!», борьба с колеблющимися, а далее – Октябрь и провозглашение советской власти. Брестский мир и снова борьба с противниками мира, гражданская война и поворот к нэпу… Это все легко пересказать, но какие силы, какую волю и решимость надо иметь, чтобы все это вынести на своих плечах… И что еще впереди?
А в эти минуты Ленин думал о Дзержинском и велел позвонить Обуху, спросить, что говорят врачи по поводу здоровья Дзержинского, нельзя ли дать ему две недели отдыха. Одиннадцать лет тюрьмы, каторга и такая адовая работа. Надо настаивать на отдыхе, хотя бы двухнедельном.
14
О чем бы ни думал Якушев, он возвращался к разговору, который произошел в кабинете Дзержинского. Сослуживцы, жена и дети заметили, что, всегда внимательный, очень точный во всем, что делал и говорил, он отвечает невпопад, а то и оставляет вопросы без ответа. Дома он запирался в своей комнате, часами неподвижно сидел, устремив взгляд в одну точку: Якушев спорил с собой.
«Если я люблю свой народ, то как я мог быть заодно с этими зубрами, которые о народе говорят не иначе как «хамье», «быдло», серьезно обсуждают, сколько десятков, сотен тысяч крестьян, рабочих придется скосить пулеметами. И все, чтобы вновь вступил на престол «всепресветлейший», «вседержавнейший» государь император Николай Третий или Кирилл Первый. Правда, были исключения. Вот, например, старый князь Тверской: не хотел нового царя, принял утрату своего титула и поместья как должное, отказался уехать за границу и умер на родине. Впрочем, много ли таких было?..» Политический совет МОЦР иногда называл себя «звездной палатой». Он вспомнил тайное совещание бывших воспитанников лицея в 1919 году. Это было празднование лицейской годовщины. Лицей! Но разве они гордились Пушкиным, великим поэтом России, воспитанником лицея? Они гордились канцлером Горчаковым, сановниками и придворными, которые тоже вышли из стен лицея. И никто никогда не назвал имен декабристов Пущина и Кюхельбекера, товарищей Пушкина по лицею.
Но больше всего Якушев думал о тех, кто, неизвестно почему, оказались участниками монархической группы. Вспомнился Градов, видный московский адвокат, либерал, защищавший революционеров