Пахло кровью. Это был тот самый запах с железистым привкусом, который ассоциируется со смертью с тех самых пор, когда первый жертвенный нож в руках первого клирика пронзил плоть первой жертвы.
Нокта повертел головой.
– Ну и как тебе?
Голос был другим. Он не принадлежал примарху. И он раздался не сзади, как Нокта ожидал. Нет, он звучал сразу отовсюду. Словно Нокта был насекомым, посаженным на дно гигантской банки, а другой мальчик приложил к ее горлышку губы и произносил слова, слушая, как их звук отражается от стенок внутри.
– Оглянись! – Снова тот же голос.– В мире нет лучшего места, чтобы вообразить смерть.
К сожалению, это было не так. Нокта знал как минимум одно: ящик Бабалона.
Бабалон числился в порту старшим над всеми мальчишками – посыльными, грузчиками, разносчиками. А еще у него был ящик – простой сундук без ножек с откидывающейся вверх крышкой, куда он любил сажать провинившихся. Поводы были самые разные: непослушание, мелкое воровство, лень. Обычно дети проводили внутри от одного до трех часов, но иногда случалось и дольше – сутки, двое. Извлеченные на свет мальчишки валились с ног, бормотали нечто бессвязное, плакали.
Однажды внутри оказался и сам Нокта. Он провел в ящике недолго – всего пару часов. В какой-то момент ему показалось, что внутреннее пространство ящика расширяется и где-то протяжно и заунывно начинает звонить колокол. Насколько он помнил, никаких колоколов в окрестностях порта не было.
– А, так ты уже знаешь,– сказал голос, отвлекая его от неприятных воспоминаний.
А затем что-то липкое скользнуло по лицу мальчика. Он отпрянул, но потерял равновесие и рухнул, сопровождаемый смехом.
Смеялся его невидимый собеседник. Закончив хохотать, он заговорил вновь:
– Он многих видел тогда в ящике, но запомнил только тебя.
Покинув зал, Ноктавидант добрался до конца коридора. Мимоходом он подмечал знаки вторжения: кровавый след на полу, еще один – вдоль стены, по которой кто-то провел испачканной в крови рукой.
Коридор соединялся с другим под прямым углом. Обычно здесь стояла пара стражей, но сейчас не было видно ни души. Знаки становились все тревожнее. Теперь они читались повсюду: символы тайнописи, языка которой Ноктавидант не знал.
Он ускорил шаг.
Только сейчас он понял, что не помнит ничего из предшествующего их спуску по лестнице. Ничего с того момента, когда увидел принципала в кресле живым и здоровым (а не распластанным внизу на мостовой), и вплоть до той минуты, когда куратор спросил, слышит ли их оракул. Ноктавидант тряхнул головой, будто хотел избавиться от тумана в мыслях. Нужно сосредоточиться. А еще как можно быстрее добраться до покоев наверху…
…Или воспользоваться одним из каналов, предназначенных