– Да ты что? – возмутилась Марина.
Видимо, она подобрала неудачные слова или говорила не с теми интонациями, или Кирилл судил чересчур категорично.
– Она очень хорошо учится!
– Еще и умная, значит? – Кирилл презрительно скривился.
– Слушай, Кир! Ты ведь даже не знаешь ее, а уже злишься. Она же тебе ничего плохого не сделала, – стремясь к справедливости, вступилась за одноклассницу Марина.
– Зато тебе сделала, – напомнил Кирилл.
Но Лавренкова опять не согласилась:
– Нет. Ты не понял. Просто не складывается у нас. А потом, это ведь я…
– Что ты?
Тогда Марина немножко рассказала про Катю. Точнее, про урок физкультуры и баскетбол.
– Ты ей фонарь засветила? – Кирилл довольно ухмыльнулся. – Серьезно?
Марина смутилась и опять почувствовала себя виноватой:
– Похоже, что так.
На следующий день Катя в школу не пришла, и Марина вполне вольготно чувствовала бы себя в одиночестве за четвертой партой у окна, если бы ни угрызения совести – вроде мелкие, но въедливые и острозубые. Потому что наверняка Катино отсутствие вызвано вчерашней неудачной встречей булатовского глаза с лавренковским кулаком. Марина тоже лучше уроки прогуляла бы, чем светила на всю школу новеньким фингалом.
Это мужчин шрамы украшают, а девушкам, тем более красивым, как известно, больше подходят бриллианты и прочие драгоценности.
Катя появилась в школе через день с мрачным готическим макияжем. Глаза густо подведены черным, тени на веках тоже черные. Только губы Булатова не стала красить ни темным, ни кроваво‑красным. Сделала их бледными, почти сливающимися с тоном лица. А вот глаза редкого янтарного цвета, характерного не столько для людей, сколько для диких кошек, будто засветились, хищно и недобро.
Эффект получился потрясающим. Словно шествовала по школьным коридорам не живая девушка, а призрак, невеста Дракулы, ну или скорее всего одна из эриний – непрощающая Алекто – скорая лавренковская смерть. Она неминуемо приближалась к несчастной Маринке. Подошла почти вплотную, застыла над ее горемычной головой, накрыв темной тенью, но даже не удостоила взглядом, плюхнулась на соседний стул, громыхнула по столу сумкой, и в классе уже в который раз повисла напряженная тишина. Разрушило ее только появление Елены Валерьевны.
Тихонько щелкнул дверной язычок, простучали каблуки по линолеуму, шаркнул отодвигаемый стул.
– Все на месте? – Химичка обвела глазами класс.
Сначала и по Булатовой ее взгляд скользнул, не задержавшись, но почти сразу метнулся назад, ошарашенно уперся в густо обведенные черным глаза.
– Господи, Катя! Что вдруг еще?
– Решила соотнести внешнее с внутренним, – спокойно сообщила Булатова.
Елена Валерьевна озадаченно свела брови, не стала делать вид, что разобралась в загадочной фразе.
– В смысле?
– Учусь быть искренней и прямолинейной. – Катя скривила неестественно