– Свободу.
Тут уж настала очередь Ольгира фыркнуть.
– Когда ты станешь женой конунга, то станешь свободной и властной.
– Женой конунга? Так ты привёз меня сюда, чтобы выдать за своего отца? Наверное, это даже хорошо. Он-то ещё не успел испортить моё мнение о себе.
– Дурная ты, – усмехнулся Ольгир. – Я теперь конунг.
Ингрид изогнула правую бровь дугой, смерив Ольгира оценивающим взглядом.
– Буду честна, это бремя тебя не красит.
– Ты моё украшение.
Ингрид прыснула, хоть и хотелось ей быть бесстрастной.
– Я тебе не по суме, – наконец произнесла она, и лицо её ожесточилось. – Я не знаю, скольких девушек до меня ты купил своими дорогими подарками и соблазнил сладкими речами, да только не совладать тебе со мной. Ты предал меня в тот же день, что увидел впервые, а потому и тебе, и каждому твоему подарку – грош цена. Клятвопреступник!
Она плюнула ему под ноги. Ольгир рассвирепел, замахнулся было, чтобы ударить Ингрид, но сдержался. Она вся сжалась, готовясь к удару, но его не последовало.
– Ты сама обманула меня, да ещё и перед чужими богами. Моя клятва для них пустой звук, поняла? – процедил он сквозь зубы. Глаза его горели голубым холодным огнём.
Ингрид вновь ощутила себя испуганной девушкой, прижавшейся ко дну лодки. Но страх этот быстро прошёл. Она знала, что справедливость и правда на её стороне, а потому боги заступятся за неё. Ей стоило лишь снова собрать в кулак всю свою гордость и бросить её в лицо Ольгиру.
– Для меня не пустой, – громко прошептала она, глядя на него снизу вверх.
Краска, было схлынувшая, уже вновь вернулась к её щекам. Губы налились алым цветом. Ольгир опустил руку, посмотрев на неё как на чужую. Он сам будто не ожидал того от себя, и Ингрид, заметив его замешательство, приняла ещё более горделивый вид. Ольгир оробел и отступил от неё.
– Я не верю твоим деревяшкам, и они мне пусть не верят, – упрямо пробормотал он.
Собравшись выйти из комнаты, он вдруг обернулся и снова бросил взгляд на Ингрид.
– Приходил твой отец, – мрачно произнёс Ольгир.
Руки Ингрид вмиг похолодели, но, помня о своём намерении, она не выдала чувств.
– Такой же, как и ты, – продолжал Ольгир. – Я предложил ему богатые земли за тебя и своё расположение, а он лишь кричал о том, что я украл тебя и держу в плену. Я того не хотел, но моим хускарлам пришлось выпроводить его, пока он не наворотил бед.
Подбородок Ингрид задрожал, она еле сдерживала ярость, перемешанную со слезами. Ни дня не прошло, чтобы она не думала о своём отце, волновалась за его самочувствие и дух. Он был слабее её, мягче, и её заточение вмиг показалось ей не столь страшным наказанием, каким ужасным для её отца было бремя одиночества и отчаяния.
– Вели передать ему весть от меня, – холодно промолвила она.
Губы Ольгира искривила усмешка.
– Будешь велеть, когда станешь женой конунга, – бросил он с