через три, а может и через шесть часов, вдали забрезжили очертания какого-то человеческого жилья. Вскоре стало ясно, что это – стойбище, и стойбище небывалой величины. Насколько мог видеть глаз, все было усеяно расставленными вдалеке друг от друга белыми юртами и стадами скота. Чем ближе всадники подъезжали к стойбищу, тем громче становилось странная смесь звуков, состоявшая из овечьего блеяния, конского ржания, рева верблюдов и гортанных криков степняков. Это была походная ставка хана, который должен был собственной персоной отправиться на Украину и возглавить там орду перед решающими сражениями, не допустив окончательной победы ни поляков, ни восставших против них казаков. Здесь требовался государственный ум. Оставив все прелести бахчисарайского дворца, хан совершил дневной переход и остановился почти в середине пути между Бахчисараем и Перекопом, в безлюдной степи. Именно туда и вынуждены были доставить Ивана Пуховецкого сераскер с янычарами, при всей их нелюбви к этой неласковой части Крыма. Подъезжая к стойбищу, сераскер вместе с нукерами принялись свистеть на все лады, как стая соловьев в мае, и вскоре к ним навстречу отправился отряд таких же, как и они сами, знатных и богато одетых всадников. Душевно поприветствовав друг друга и послав множество презрительных взглядов Ивану, татары вместе поехали дальше. Пуховецкий подумал, что со столь знатной и многочисленной свитой он до сих пор не путешествовал, и что царевичу, пожалуй, именно такая и пристала. Как военный человек, он не мог не любоваться выправкой сопровождавших его степняков, их превосходными доспехами и оружием. Все всадники делились на две части: одни были похожи на сераскера и янычар, блистая изяществом и дороговизной своих доспехов, изготовленных скорее по турецкой или персидской моде. Другие были гораздо более похожи на обычных степных татар, с которыми так часто приходилось в прошлом иметь дело Ивану. Но, несмотря на это внешнее сходство, порода коней, качество и обилие оружия и платья давали понять Пуховецкому, что не последних своих людей выслал ему навстречу хан. Осознав это, Иван как-то непроизвольно расправил плечи и приподнял вверх подбородок. Поскольку, сжимавшие его арканы также несколько ослабли, он и впрямь стал немного походить осанкой и развевающимися кудрями на царевича, хотя и на царевича в очень плачевном положении. Путешествие с этой внушительной свитой, однако, закончилось до обидного грубо: Ивана, бесцеремонно повалив с лошади на землю, подняли за шиворот на ноги, и втолкнули в грязную, связанную льняными веревками из толстых деревянных брусьев большую клетку. На стражу этого великокняжеского дворца встали два ордынца, застывшие как изваяния с обеих сторон от его дверей. Впрочем, клетка была прикрыта войлочным навесом, и Иван с облегчением растянувшись на ее полу, стал немного приходить в себя от нестерпимого солнечного жара. Вскоре еще один надменный и богато наряженный татарин принес ему маленький казанок с кашей и куском мяса, от запаха которых голодавший
