– Ну конечно! – Я подняла лицо и улыбнулась, глядя в его суровые, потрясенные глаза. От непривычного восторга они казались растерянными.
– На земле не может быть таких… ты так молода и уже так искусна… в целительстве… Я не раз бывал ранен, но ни разу не встречал таких, кто может исцелить боль… прикосновением… взглядом… Или ты моя спе-диса, и боги послали тебя мне на помощь?
Я провела рукой по выпуклым мышцам его груди и правда заметила несколько уже заживших шрамов.
– Кто же ты такой?
– Я – Од, мой отец – Торстейн, конунг гаутов. Я собираюсь в новый поход. Завтра мы будем приносить жертвы Одину, Тору, Тюру и Ньёрду, чтобы послали нам хорошую погоду на море, легкий путь и удачу в бою, а сегодня я хотел наедине поговорить с Фрейей… Все мои победы я посвящаю ей, ей отдаю лучшее из добычи. У меня с прошлого похода осталась еще одна вещь, самая лучшая. Я хотел отдать ее сразу после похода, но моя мать просила меня оставить это для свадебного дара. Я было ее послушался, но теперь подумал – если я погибну в этом походе, пусть лучше этот дар достанется той…
Он кивнул на жертвенник. Я обернулась и увидела то, что не заметила раньше. Там лежало золотое ожерелье невероятно тонкой работы. Его составляли два золотым обруча, расположенных один над другим, а пространство между ними было заполнено тоже золотым сквозным узором. В самой середине сидел, скрестив ноги, какой-то мужчина с длинными волосами и бородой, а по сторонам от него люди с волчьими головами боролись с драконами. Золотые фигурки были усажены небольшими камешками бирюзы, а по обручам, обрамляя фигурки сверху и снизу, шли два ряда мелких гранатов, будто капли крови.
Я только ахнула при виде такой красоты и подошла к жертвеннику.
– Где же ты это раздобыл?
– На юге, в Серкланде. Моя мать хотела, чтобы я оставил это для моей будущей жены, а я говорил: мне не видать хорошей жены, если я не заслужу благосклонности Фрейи, поэтому ожерелье нужно поднести ей. Но теперь я думаю… может, ты захочешь его принять?
Он спросил это с робостью, будто сомневался, достоин ли меня такой дар.
Я взяла ожерелье, осмотрела, не веря своим глазам. В Серкланде или нет, но думаю, сделали его руки двергов.
– Не знаю, что это за человек, – стоя у меня за плечом, Од кивнул на сидящего мужчину в середине ожерелья.
Я ощущала, как его взгляд скользит по моим плечам, как бьется его сердце. Его дыхание теплом касалось моих волос.
– Думаю, это Имир сидит среди небесного свода, – я улыбнулась, расстегнула хитрую застежку, положила ожерелье себе на шею и попросила: – Застегни.
Он стал застегивать, стараясь вставить шпеньки хитрой застежки в пазы, руки у него дрожали. Его страстное волнение пронизывало меня теплом и блаженством. Цветы сон-травы стремительно поднимались и раскрывались ало-багряными звездами вокруг нас, словно вся поляна у жертвенника залита кровью.
Потом я обернулась и взглянула ему в глаза. От таких глаз способна пропасть даже