Много сложностей было с выбором названия. Его первый вариант звучал так:
Автору он изначально нравился, поскольку верно передавал желаемый замысел. И все же формулировка слегка смущала широтой захвата, а также некоторым пафосом уверенного зна ния.
Вдобавок один серьезный коллега, в ходе подробного двухминутного знакомства с рукописью, задал таинственный вопрос: по какой, собственно говоря, проблеме автор собирается защищаться? Но поскольку автор менее всего хотел, чтобы на него кто-нибудь нападал, то название несколько уточнилось, детализировалось, и теперь звучало так:
Но после этого оно уже не нравилось и вскоре отошло в фон, уступив место другим вариантам. Среди которых были:
и даже
(Кстати, автор не исключает, что приведенные выше названия могут ему еще пригодиться, и сохраняет за собою право вернуться к ним впоследствии).
В итоге данная книга получила название «Идеи и отношения» и состоит из двух разделов, первый из которых – это «Идеи», а второй, с некоторой очевидностью, – «Отношения».
Работы, вошедшие в первый раздел, связаны между собою, прежде всего, тем, что автору про это интересно думать и разговаривать. Будучи собранными вместе, они скорее напоминают не какое-либо плановое строение, но самостоятельно растущие деревья, взаимно расположившиеся в состоянии вольной природной гармонии.
Второй раздел включает в себя описание отношений, возникших у некоторых людей между собой, а также с автором – вследствие того, что они более или менее сознательно доверили ему право быть их терапевтом.
Свои представления касательно теории, методологии и практики гештальт-терапии, а также о некоторых трудных и красивых местах в искусстве быть живым человеком среди других живых людей, автор попытался изложить в искренней и дружелюбной к читателям форме. Насколько это удалось – судить именно читателям, встреча и отношения с которыми также являются очень привлекательной для автора идеей.
ИДЕИ
Гештальт как жизненная практика
В ранней юности я не особенно интересовался этой жизнью. Я не видел в ней тайны. Жизнь представлялась мне преимущественно плоским, четко размеченным и хорошо просмат риваемым вплоть до самого конца трактом, различные повороты которого были более или менее привлекательны, но дух не захватывали. Деньги и власть совсем не трогали моего воображения, слава и почет чуть больше, но все равно явно недостаточно, чтобы я ради этого… Ценным оказывалось только творчество, но я всегда считал его делом странным, таинственным, и с жизнью не соотносил.
Зато я очень интересовался той жизнью. Меня увлекали иные, невидимые, предыдущие и последующие уровни бытия. Все, что касалось религиозного знания и опыта, эзотерической философии, мистических традиций и священных книг, – это определенно была моя потребность, мой путь и сокровенное послание, адресованное именно мне.
Сейчас меня все это увлекает еще больше. Но уже не только это.
Что-то начало меняться тогда, когда истощилось старое нудное советское вранье, а новое еще не началось. Торжество раскрепощенного дилетантизма окончательно добило экспери ментальный театр СССР. «Перестройка» была похожа на про буждение в реальность поздним похмельным утром, и эта реаль ность оказалась не то что предопределенной, а вообще неизвест ной. Ажитация сменялась мрачной тревогой, надежда – своей противо положностью. Но все это стало ощущаться как важное, имеющее смысл.
И что-то странное стало происходить с эзотерикой: сложные вещи, требующие внутренней свободы, отрешенности и глубины, оказались внезапно модными, коммерчески выгодными и едва ли не очевидными для всего советского народа. Разнообразная мистическая литература заполнила собою книжные лотки – и респектабельные, там где раньше лежала Н. К. Круп ская про коммунистическую мораль, и совсем случайные, мало отличимые от овощных. Эзотерика стала расхожим достоянием масс… Диагностика кармы, проктология ауры, разработка и переработка астрального и ментального, как достичь Всевышнего немедленно и заработать на этом деньги…
Эстетические критерии иногда оказываются самыми точными: если какие-то человеки могут принять внутрь себя бутылку портвейна, или чего-то понюхать, и после этого ощутить, что вот они сместили точку сборки, врубились в суть, вышли в астрал, долго и продуктивно бродили в астрале, – то я явно хочу бродить в другом месте.
Я испытал что-то похожее на чувство солидарности с вот этой, проявленной в здесь-и-сейчас повседневной жизнью, с ее однократными, бессмысленно-волшебными бытовыми