Хотя, судя по виду Арса, он не собирается умолять меня вернуться. Думал, когда приходил, что в ноги упаду и буду умолять все вернуть? Или может, скажу, что простила его? Что готова все проглотить, перешагнуть и жить, как жили раньше? Нет уж.
Мне плохо, ужасно плохо и если бы не работа, то уверена уже бы тронулась умом. Или поехала к нему, спросить: «за что он так со мной?». Почему променял нашу семью на какую-то девку? Как человек, который любит, может придавать? Разве я своей любовью к нему и заботой – не заслужила хотя бы честности?
От всех этих гиблых мыслей спасает работа, работа и еще раз она самая. Диалог между главными героями прерывает звонок в дверь. Встаю и собираю волосы в хвост, пока писала, распустила. Ненавижу, когда голову резинка сдавливает и тянет. Шаркаю тапками по старому паркету и улыбаюсь, замечая этот факт. Мама всегда ругалась и просила поднимать ноги. Смотрю в глазок и, не увидев там Арса, спокойно открываю.
– Привет, – здороваюсь первая, – зайдешь?
Мила стоит и смотрит на меня с ног до головы. Осматривает. Будто отмечает, что изменилось за то время, что мы не виделись с ней.
Закрываю за ней дверь, пока она идет на кухню, замечаю, что она тоже изменилась. Волосы теперь длинные, поправилась, совершенно немного. Это даже ей идет, раньше уж очень худой была. Осматривается по сторонам и садится за стол.
– Чай или может, кофе хочешь? – интересуюсь, а она продолжает молчать.
– Ты тут надолго? – наконец спрашивает.
Да уж не такого вопроса я ожидала после стольких лет.
– Я тут теперь живу, – спокойно отвечаю, – это мой дом.
– Точно, – вспомнила, – не мой – твой.
– Твой ты продала, когда нужны были деньги твоему наркоману, – злюсь на нее, мы не говорили с ней раньше об этом, но меня это злит, чтоб ее.
– Не твое дело, куда и что я тратила, – в той же манере отвечает мне, – бабка оставила мне свою квартиру, не тебе и мне было решать, что с ней сделать.
– Вот и не лезь ко мне, – стараюсь успокоиться, – ты свое наследство пустила в трубу и если бы родители только знали, что ты натворила.
Обхватываю себя руками и опираюсь на столешницу, смотрю на нее, а там ни капли сожаления.
– Эта квартира должна была быть нашей, – осматривается.
– Ты свое получила, – злюсь, – у тебя была трехкомнатная квартира практически в центре. Ты вообще думала, сколько дедушка с бабушкой пахали на нее? Нет, не думала. Тебе были нужны деньги, хотя нет, даже не тебе и ты дура, пихнула ее за дешево. И где теперь твой тот парень? Сдох где-то за углом от передозировки?
Она подлетает и с размаху бьет меня по щеке. Больно и я так хочу ответить ей тем же, но не двигаюсь.
– Не смей говорить о нем, – орет Мила, – он любил меня и просто не справился. Я старалась помочь.
Она плачет, а мне ее не жаль. Мила наплевала на всех и сделала так, как хотела, но не это главная беда. Главная в том, что теперь она решила, что родители должны были и эту квартиру поделить, между нами. И возможно так и было бы, если