– М-да, удручающе. – Наоми стянула с головы наушники и достала из сумки жестянку с мятными леденцами. В своей обычной жизни она была антропологом в Гарварде. Каждое лето она по полтора месяца проводила исследования в какой-нибудь развивающейся стране, где, судя по всему, и покупала всю свою одежду. В то утро на ней было мешковатое платье из какой-то грубой ткани, вроде тех, что в Средневековье носили в знак покаяния, и ожерелье, подозрительно напоминающее куриную кость на кожаном шнурке.
– У бедолаги через месяц свадьба, и она жутко боится, что месячные придутся на медовый месяц и это взбесит ее жениха.
– Она так и сказала?
– Слово в слово. Моего жениха это взбесит. – Наоми состроила гримасу а-ля Мунк, раскрыв рот в притворном крике. – А я думаю: деточка, уверена, что хочешь за него замуж? А то так каждый месяц будешь бояться, как бы он не взбесился.
– Долгая будет жизнь, – сказала Клаудия.
Наоми встала, потянулась и подошла к окну.
– Снег пошел, – сообщила она.
– Опять?
Да как такое вообще возможно? На другом берегу реки в Сомервилле ее «Субару», экипированный лопатой, одеялами и пакетиком кошачьего наполнителя для улучшения сцепления, все еще был похоронен в сугробе, который на него нагреб снегоочиститель. На откапывание ушел бы добрый час, и оно едва ли того стоило.
– И еще одна буря идет, – сказала Наоми. – Метеорологи призывают отказаться от личного транспорта.
– Черт. А я собиралась в Мэн в эти выходные, проверить мамин дом.
Клаудия давно называла трейлер именно так, осознавая, однако, что вводит людей в заблуждение. Ее мать использовала это же слово без малейших колебаний, для нее слова «дом» и «трейлер» были взаимозаменяемы. Говоря так, она бы даже прошла тест на детекторе лжи, уверенная в своей правоте.
Наоми выглядела обескураженной: «На машине?»
Если и был какой-то другой способ попасть в Клейборн, Клаудия о нем не знала.
– Хочу убедиться, что он еще стоит, что его не унесло последней бурей.
– Да ты с ума сошла, – сказала Наоми. – Ты не можешь просто позвонить жильцам?
– Жилец не очень надежный.
«Жилец» был еще одной аппроксимацией. Подходящего слова для этого случая тоже не нашлось. Николетт была последним приемышем – угрюмая, невзрачная девочка, которая сначала села на шею ее матери, а теперь пересела на ее. Николетт зажала ее в углу на похоронах Деб и спросила, может ли она остаться в трейлере со своей маленькой дочкой. Безвозмездно. То была временная договоренность, во всяком случае так тогда казалось.
– С ней никак не связаться, – сказала Клаудия. – Звонки не проходят.
– Это нехорошо, – сказала Наоми.
И не плохо. Для Клаудии это было нормально: