прижалась… Наверное, даже простила его за минуты слабости и малодушия, а я… Нет, я не буду этого делать, – сказал себе я, одновременно поглаживая Асю по голым плечам и прижимая к себе. Нет, я её не обижу, повторил себе педагог и, продолжая одной рукой обнимать Асю, другой провёл по её волосам. Ася не напряглась, не обиделась. Напротив, она как-то ослабела, откинула голову назад и закрыла глаза. А губы её, помятые и потрескавшиеся – губы приоткрылись. И тело изогнулось так, что прямо к моему носу придвинулись круглые, подрагивающие от своей упругости девичьи груди с напрягшимися розовыми сосками. Они окончательно вывалились из своего полулифчика. И – не стерпел я – припал жадным ртом к соску, к тому, что ближе, и который торчал прямо в его сторону. А девица, Ася, не отстранилась, не шарахнулась. Она обеими руками обхватила мою голову и сильнее её к груди прижала, да так, что я чуть не задохнулся. Нужно ли говорить, что после этого я потерял над собой всякий контроль. Вернее, я на него плюнул. Торопясь, судорожно я стал расстёгивать ремень на своих брюках, рванул его так, что лопнула натуральная китайская кожа, и вдребезги разлетелся замок-молния. Всё, что было необходимо для предстоящего будущего, само вырвалось из штанов, и я опрокинул Асю, жёстко ухватил её за груди, закрепившись таким образом на местности, и с плеском и с очевидным хрустом воткнул окоченевший член под бритый лобок. В первые секунды я даже не обратил внимания на ту природную особенность Асм, что глаза её обладают удивительным свойством то вылезать из орбит, а то – прятаться, уходить вглубь. Некогда было мне следить за такими мелочами, не до того. Я двигался в Асе резко, яростно, ненасытно. Как будто в первый раз. И, как будто, в последний. Было как-то непривычно плотно и это возбуждало ещё сильнее. И казалось, что с каждым движением член становится в Асе чуть больше, и ещё больше (хотя – куда уже больше) – твердеет. Такое вечно не могло продолжаться – тут уже никуда не денешься – крыша у меня съехала окончательно, и я разразился мощным выбрасыванием семени в раскалённое то ли от страсти, то ли от безжалостного трения, лоно Аси. Вылилось с полведра. Может, чуть меньше. Как биолог, я понимал, что так не бывает, но факт был налицо. И на лице Аси, и на животе. (Я, по вредной мужской привычке, хотел предохранить Асю от нежелательной беременности и, хотя с некоторым запозданием, член из неё вынул). Но семя, против обыкновения, не ограничилось двумя-тремя струйками, а продолжало мощно пульсировать ещё минут пять, покрыв всё тело Асей сопливой киселистой массой. Кого-то, быть может, от такого зрелища и вырвало бы, но я ощутил себя могучим суперменом, демиургом, хотя уже и ослабленным неизвестной ему доселе страстью. Я снова повалился на мокрую, скользкую Асю и, не обращая внимания на сплошные сгустки и слизь, стал осыпать поцелуями её плечи, губы, волосы, грудь… И у меня снова возникло желание. Видимо это почувствовала и Ася, которая в самозабвении заизвивалась, скользя бёдрами мне по гениталиям. Очень продвинутая оказалась девица. Теми же бёдрами она услышала новое отвердение члена, но не испугалась, а схватила его мокрого, ослизлого, своей мокрой ладонью, сделала несколько ласкательных
