Такие взгляды находят поддержку в исследовании специалиста по социальной истории Бориса Миронова, который отмечает, что дворянство никогда не имело опыта общинной организации общественной или частной жизни. Каждый дворянин всегда был сам по себе и нес личную ответственность за свою службу. Все обязанности перед государством также выполнялись в индивидуальном порядке. Земля или другое имущество никогда не находились в коллективной собственности или под коллективной ответственностью дворян; последние владели собственностью индивидуально и распоряжались ею по собственному желанию еще до своего освобождения в 1762 году, когда земля еще не была их безоговорочной частной собственностью. Межличностные отношения между дворянами никогда не были добрососедскими или общинными. Дворяне определенного округа поддерживали регулярные контакты друг с другом, и почти все знали друг друга лично, поскольку посещение друг друга хотя бы раз в год считалось уместным. Однако такие местные контакты не создавали доверительных, эмоциональных связей и, как правило, оставались в рамках вежливых, уважительных и формальных отношений[54].
Этот образец поведения можно рассматривать только как один из примеров системного отсутствия сплоченности, что неизбежно имело бы решающие последствия для способности дворянства как класса оказывать реальное политическое влияние, по крайней мере, до Великих реформ Александра II в 1860-х годах и даже позже. Более того, быстрое расширение государственных учреждений с момента вступления Александра I на престол привело к тому, что дворянство в целом оказалось недостаточно подготовленным и лишенным профессиональных навыков, необходимых для государственных служащих, которыми, в отличие от них, обычно обладали дети священнослужителей и семинаристов. Последние, в свою очередь, поступив на государственную службу, обнаружили, что можно относительно легко достичь чина, необходимого для получения дворянского статуса. Это привело к образованию значительного бюрократического