Идти на этот раз было гораздо труднее, чувствовалось, что организм мой совсем ослаб. Я стал часто останавливаться, чтобы собраться с силами.
Когда я, наконец-то, добрался до Нижней Моховой, было еще совсем светло, и идти в таком виде по селу, где меня все знали, я не решился. Развел костер и стал ждать темноты. Время, как на грех, тянулось медленно. Комары атаковали меня, как полчища Мамая. Отбивался ветками, подставлялся под дым, а им хоть бы что. Наконец-то стемнело, и вот я вновь перешагиваю порог своей избы, где каждая трещинка на досках пола и бревнах стен казалась давно знакомой.
Мама накормила меня, и долго от себя не отпускала – была ее очередь расспрашивать о Гаше, о Нюре, о бедном Викторе. Но, наконец, я поднялся на чердак, где стояла марлевая палатка от комаров и была постель для отдыха летом. Меня тут же окружили братья, друзья-сверстники, и мы проговорили далеко за полночь.
Так закончилось мое первое путешествие. Путешествие трудное и совсем не мальчишеское… Сколько же километров было пройдено и ради чего?
Продолжая учебу в воронихинской школе, я часто вспоминал о тех злоключениях, что происходили со мной в дороге, и пришел к выводу, что первый мой поход на родину был не продуман. Да и рановато я его совершил – мне было всего 14 лет, а надо бы достичь того возраста, когда по закону положено получить паспорт. Хотя, кто мне его здесь, интересно, выдаст? Ведь спецпереселенцам давали паспорт только по истечении срока наказания. Где и как мне получить паспорт – вопрос, над которым я стал все чаще и чаще задумываться. Он тревожил меня постоянно.
И вот у меня окончательно созревает идея снова вернуться на родину: на этот раз с документом, подтверждающим право на получение паспорта. Но где и как взять такой документ? Ведь он должен быть подписан не в сельском Совете, а в комендатуре округа, и подпись эта должна быть на соответствующем бланке, со штампом и печатью… А где их взять? Выходит, идея неосуществима?..
Но не оставляла она мою бедную головушку…
Обычно все свои начинания я любил обсуждать с друзьями. Но тут уж, упаси Господь! Никому ничего я не говорил. Ушел в себя и замкнулся. Это мое тревожное состояние заметила мама и стала допрашивать, не случилось ли чего со мной? Просила меня признаться, но я отвечал одно: года сказываются! В ответ она начинала тереть глаза: «Какие у тебя года? Ведь ты же еще ребенок!» Я пытался отшучиваться: «Ты, мама, по-видимому, до старости будешь считать меня ребенком?»
Но сердце матери, видимо, не обманешь.
Я стал уединяться все чаще и чаще. Я и до этого нередко уходил на чердак что-либо мастерить, например – берестяные туески. Мама знала, что я их делаю, и всегда меня за это похваливала: они получались и действительно загляденье. Посуду в наших краях трудно было достать, да купить особенно не на что. Поэтому мои туески заметно помогали в хозяйстве и считались