Злобной даме, завучу, по прозвищу Зараза, стало плохо с сердцем. Отпаивали в медпункте корвалолом. Странно и удивительно, выяснилось, у злющей, «подлючей» Заразы тоже есть сердце.
Меня поразило в рассказе семиклассника, что он запомнил такие сложные названия лекарств, типа, корвалола. Значит, мозги моего нового знакомого не «спеклись», не «заржавели», не «заплесневели», по мнению Анки, а работали, как надо.
Через спичечный коробок «обер-лейтенанта» в тот день транслировали передачу «Театр у микрофона», радиоспектакль по роману о войне писателя-фронтовика Василя Быкова.
Это было сёмино первое, самое скромное рукоделие.
Зараза – завуч отлежалась, вывела Оберу во всю страницу дневника чернилами «красный, жирный двояк» за поведение и сорванные уроки, вызвала в школу отчима ученика, хотя прекрасно знала и понимала, отчим Сёмы – запойный, драчливый работяга. Ему только дай повод наказать пасынка, избить до полусмерти.
Суровые нравы далёкого рабочего посёлка при «железном» руднике сильно отличались от цивилизованных культурных городов. Детям, их родителям и родителям родителей приходилось выживать в суровых условиях бывших поселений для репрессированных, «политзэков» и уголовников.
Тут я Сёму приостановил в рассказе любопытными соображениями, ни сколько моими, сколько «пролетарского поэта» Маяковского.
– Почему чернилами, если двойка красная и жирная? – спросил я, шутливо подтрунивая над «обер-лейтенантом».
– Чё? – не сразу «въехал» Сёма в словесные сложности и недоразумения.
– Чернила – чёрные. А если красные?
– Краснила? – догадался «Обер».
– Выходит так.
– Залепила краснилами двояк! Ништяк! – в рифму обрадовался Сёма странным словообразованиям.
Кстати, восклицание «ништяк» и много других, порой непереводимых, выражений, в значениях которых он так до конца и не разобрался, «обер-лейтенант», похоже, заимствовал из лексикона попеновского хулигана Валерки Колба. Но об этом позже.
Некоторые жуткие истории из детства Сёмы, высказанные мимоходом, надолго врезались мне в память, как глубокие занозы в палец. Не вытащишь, пока не загноятся.
По вечерам, на чёрной грунтовке перед бараками посёлка блестело под фонарями битое бутылочное стекло, «как тыщ-щи звёзд». «Космических» звёзд, если верить «обер-лейтенанту», за густым смогом и дымными завесами из труб рудника никогда не было видно. «Настоящинские» звёзды и планеты в «чернилах» грандиозной вселенной Сёма увидел впервые только в Академе, в зелёном пространстве «потрясной» «Белой зёмы».
Медпункт в «сёмином» рабочем посёлке работал только на Промзоне рудника. В «больничку» надо было «катить» километров за тридцать-сорок в райцентр по раздолбанной грунтовой