Предрассудок. Ольга Пашкевич

сначала тихо, потом громче и громче. И старшему брату, и бабушке приходилось утихомиривать его. На прогулку, благо, сильных морозов не случалось, старший шёл с радостью, Миша же капризничал, не желая одеваться. На улице вёл себя тоже не лучшим образом: то вырывался и убегал далеко вперёд, не реагируя на просьбы подождать, то залезал в сугроб, то не хотел кататься с горки, то, наоборот, возвращаться домой. Стоило бабушке однажды повысить голос, как Миша заявил вернувшейся Вере, что баба Галя злая и его бьёт. Это рьяно отрицал Костик, но Вера, решив, что прав младший сын, довела мать до слёз.

      Постепенно гости всё больше и больше захватывали квартиру. Игрушки и вещи валялись не только в зале, который мать специально освободила для детей и Веры, но и на кухне, и в коридоре. Особенно старался Миша, имевший привычку таскать куски. Бабушка и Лиана пытались делать ребёнку замечания, объясняли, что есть надо за столом, но мальчик слушал, обещал исправиться и продолжал делать по-своему.

      Тем более Вера буквально всовывала в рот сыновьям то конфеты, то печенье, то фрукты.

      – Вера, зачем ты их приучаешь куски таскать? – мать, наконец, не выдержала. – Пусть едят на кухне!

      – Ты же видела, как они едят! – огрызнулась Вера.

      – Нормально едят.

      – Ага, нормально. Похудели уже с твоей каши.

      – А что плохого в каше? – не сдавалась бабушка. – Вы тоже кашу ели. По-моему, полезно.

      – А, по-моему, бесполезно, – парировала дочь. – Не привыкли они так питаться.

      – Не привыкли, так привыкнут, – убедительно сказала мать, на что Вера только хмыкнула:

      – Стоит ли привыкать? Мы в вашей конюшне жить не собираемся.

      – Конюшня? Ты говоришь конюшня?

      Вера растерялась, по-видимому, то, что вертелось на языке, вырвалось наружу, но мать быстро успокоилась:

      – Отличная конюшня, если такая кобылица выросла, – заключила она.