– А что ты ещё можешь голосом делать?
Сона ему не ответила. Как-то слишком для одной ночи.
Впереди блеснула река, зашуршало камышами, пахнуло влагой. Стало видно, как в лунном свете вьётся над водой мошкара.
– Вон сарай! – сказал Денька, чтобы сгладить неловкость. – Поднажмём?
И они поднажали.
4. Преступный сговор
В сарае было темно и сыро. Сона зябко повела плечами.
Пока Денька разгребал старые доски, вкатывал кресло, зажигал свечи, Соната стояла у входа, смотрела на луну и хмурилась. Наказывать нужно за любопытство!
Напомни безногому инвалиду, что когда-то он умел бегать! Даже рекорды ставил, подавал большие надежды в спорте! Будет ему приятно? Но отсутствие ног заметно, никто не спросит увечного: ты так ловко подёргиваешь культей, а что ещё можешь ей делать? Да за такой вопрос поколотят и вызовут городового!
То ли дело голос. Подумаешь! Гортань – дело тайное, личное, а лезут, кому не лень. Ковыряют в душе грязными пальцами, будто имеют право. Да какое всем дело до её возможностей? Нет у неё никаких талантов.
А ведь могла стать известной певицей!
Но потом – вот такая же мгла и пыль, и чёрная тень поглощает дедушку, заслонившего любимую внучку. Испуганный визг рвётся из горла, взламывает гортань, круша неокрепшие связки. Что-то ломается в мире. Знаменитый дирижёр, окутанный тенью, оборачивается и смотрит на Сону пепельными глазами. Делает жест рукой, будто хватает что-то из воздуха, будто приказывает умолкнуть невидимому оркестру. И вместо визга звучит лишь хрип, слабый, беспомощный. Бесполезный…
– Соната, ты где? Помоги! – позвал Денька.
Ночная няня поспешила в сарай и поставила кресло на тормоз-фиксатор.
Денька ссадил с плеча петуха, погладил чёрные перья. Очень вежливо попросил:
– Муня, пожалуйста, кукарекни, только тихонько, для дяди.
Кочет оскорблённо мотнул гребешком, взъерошил перья и булькнул горлом:
– Ку-ка-ре-ку! – сказал по слогам, негромко и деликатно. Новичок продолжал сидеть неподвижно, и тогда петух повторил, погромче и понастойчивей:
– Ку-ка-рее-кууу!
Мертвец приоткрыл глаза и уставился на лунный свет, пробивавшийся сквозь щели в двери. Утробно рыкнул, показав клыки, встал и нетвёрдой походкой пошёл к выходу из сарая, к луне и речным камышам.
– Дядя Вольдемар, погоди! – засуетился Денька, а Сона приготовилась усыплять. – Поговори со мной, пожалуйста, дядя!
Новичок повернулся к племяннику, по-звериному быстро, всем телом, уставился на парня дурными глазами:
– Де-ниис? Это тыы?
– Спрашивай, – подсказала Сона. – Он забывает себя, и полнолуние скоро.
– Что с тобой случилось? – заторопился парнишка.
Дядя задумался и прорычал:
– Кажется, убили. Меня. Я работал. Мне стало дурно. А потом – холодно и темно. Я проснулся, увидел её. Кто ты, девочка? – вновь спросил он Сонату.
– Ночная няня, – представилась