Жеребцов удивленно пожал плечами, внутренне соглашаясь с Курлюком.
У калитки бесшумно появился черный Врубель. Он в упор посмотрел на Тузика, который внимательно и напряженно наблюдал за гостем, готовясь схватить его за штанину. Врубель открыл калитку, смело прошел во двор, Тузик зарычал и попятился назад, поджав хвост. Михаил Исаакович достал конверт и положил перед Курлюком. Гаврила вопросительно посмотрел на Врубеля.
– Гонорар, – коротко ответил тот.
– А-а, – отмахнулся Курлюк. – Отдай на лекарства боксеру.
Врубель почтительно кивнул и стоял выжидательно.
– Что еще?
– Я буду полезен вам, Гаврила Фомич.
Гаврила долго и внимательно посмотрел на Врубеля.
– Да, ты мне нужен … Поедешь со мной в Забалуев. Собирайся.
– Я готов.
Жеребцов молча и недоуменно смотрел на бывших сослуживцев.
И еще одно событие произошло в этот день. Зинаида показала норов и огорчила родителей. Она отказалась от монет, обнаруженных в бабушкиной шкатулке. Приглашенные на ужин по случаю отец Амвросий и Антонина Светличная уговаривали, умоляли.
– Тебе учиться, жить начинать. Свой дом или квартиру…
– Зина, это твои деньги, – мягко округлял Жеребцов.
– Не дури, Зинка! – приказывала Татьяна.
Курлюк не вмешивался, он с аппетитом навалился на жареного сазана, запивая красным вином. В переносице у него растекался синяк, глаза припухли, и он больше походил сейчас на толстяка-китайца. Но Гаврила был доволен и благостен, сыто мурлыкал, складывая кости в горку.
Зинаиде было жалко всех, она виновато улыбалась и упрямо просила:
– Не нужны мне эти деньги. Я сама заработаю, правда, Гаврила Фомич?
– Угу, – поддакнул Гаврила и поднял стакан. – За Зинаиду!
– И нам они не нужны, правда, Иван Ильич? – Татьяна решительно тронула локтем Жеребцова.
– Угу! – крякнул тот и залпом опрокинул стакан.
– Вот какие богачи! – хлопала в ладоши захмелевшая Антонина. – Капиталисты!
Зинаида тоже хлопала и поддразнивала:
– Богачи! Все богачи!
Она была счастлива. Но что-то точило ее изнутри. Старенький дом уже не казался ей родным, она чувствовала себя гостьей. Зинаида отчужденно смотрела на своего отца. Гаврила был ближе и понятнее.
Тот, кто после долгой разлуки возвращался на родину, в дом своего детства, поймет Зинаиду. Все, что она мысленно хранила в себе, было рядом, возьми и потрогай. Маленькое окошко, выходящее в сад, в огромный куст сирени. Подоконник, залитый чернилами, с крупно нацарапанными буквами: «Загрезжск» и «Тузек». Фотографии и открытки в ящике стола, желтая тетрадка с песнями и стихами про любовь. Колечко с камешком, зеркальце. На полке выцветший альбом с актерами, старая книжка «Волшебные сказки». Запыленная иконка Спасителя в углу. Бабушкино зеркало в черной