Мысли и планы так и роились в его голове и не давали спать. Почему это так повелось, что только люди, имеющие землю или какой-нибудь достаток, идут в солдаты? Вот от этого-то и получается, что три югера земли дороже человеку, чем победа. Оттого-то при наборах крестьяне и стараются увернуться от службы! Кроме того, теперь и крестьян-то с каждым днем делается все меньше. Вот этот глупец грустит о своих трех югерах! А, может быть, тем временем какой-нибудь Опимий или Лентул прогнал его семью и присоединил эти три югера к своим поместьям. И придется ему идти в город – проситься в клиенты. Беднеют крестьяне. Оттого-то с каждой войной делается все труднее производить набор войска.
Вот если бы его, Мария, выбрали в консулы, он брал бы в войско пролетариев. Сколько их ходит, голодных и рваных, по улицам Рима, ища дешевой работы или дожидаясь раздачи казенной муки. Отчего их не взять на войну? Ничто их не потянет домой с войны: веселее жить в лагере, чем в подвале, в каком-нибудь вонючем переулке Рима, дрожа за то, что и из подвала-то хозяин выгонит за неуплату квартирных денег. Конечно, пролетарии будут охотно служить до самой старости.
Но как содержать такое войско? Что может взять с собой на войну пролетарий, который по бедности подчас спит под городским мостом или аркадами водопровода?
На Мария нашло сомнение. Но ненадолго. А военная добыча? До сих пор ее везли в Рим, и только небольшая часть попадала в руки солдат. Отчего бы не раздавать ее войску пощедрее? Тогда солдаты будут знать, что война дает богатство, какого не видать им на улицах Рима или в их деревушках. Государство даст солдатам средство на первое обзаведение оружием. А на войне войско само себя прокормит. Раненым и состарившимся пусть отведут земли – если не в Италии, то хоть в провинциях. Все это очень просто!
Марий не мог заснуть. Чем яснее рисовались ему картины нового войска, тем больше волновался он. Ему стало невмоготу лежать. Он снова вышел из палатки и побрел по лагерю, разговаривая сам с собой. Из-за ствола пальмы глядела на лагерь луна. Случайно Марий подошел к палатке консула и увидел свет сквозь полотно ее.
«Кто сказал, что я не могу быть консулом»? – почти закричал он и вдруг решительно направился к консульской палатке.
У входа в нее дремал солдат.
«Консул спит?» – спросил Марий.
«Нет. Раньше третьей стражи никогда он не гасит огня».
Марий отдернул завесу и вошел в палатку. Дух заморских благовоний так и обдал его. Мигая, горел светильник, и при свете его причудливо переливались золото и серебро стоящих дорогих сосудов. Метелл небрежно расположившись на ложе, покрытом леопардовой шкурой, опирался локтем на узорчатую подушку. В руках у него был книжный свиток. Он поднял вопросительно голову и неохотно отложил книгу.
«Консул! Прошу тебя, отпусти меня… в Рим… там скоро будут выборы…» – сказал глухим голосом Марий.
Метелл удивленно поднял брови:
«Ты хочешь быть консулом»?
«Да, я выступлю кандидатом на выборах».
Метелл