армянин,
В синей рубашке из поплина,
с умными спокойно-пронзительными глазами,
На его свежевыбритом лице почти не было морщин.
Время вечернее – около семи.
Он подошёл ко мне, представился и предложил
поужинать в ресторане, в кругу его семьи.
Похоже, он в этом здании – художник-старожил…
Когда мы поднялись в ресторан, то за накрытым столом
сидели его жена с дочерью.
Николай Багратыч: «Смотрите, какую я драгоценность
обнаружил,
какая красавица будет с нами ужинать,
попотчуем.
Обращаясь ко мне: «Галя, о важном поговорим потом».
Потом мы встречались в его мастерской —
Пресненский Вал, дом пять.
Я уставала, приходила поздно домой,
А на следующий день возвращалась опять.
Его часто отвлекали по телефону,
Наконец картина была готова: я на алом фоне
сидела на стуле, в синих колготках,
в сиреневом платье с круглым вырезом чётким,
в туфлях на каблуках высоких,
С причёской бабетта из алых волос.
Тогда на такие картины был спрос.
С этого времени мы подружились надолго как-то.
Волнуюсь, дай о себе знать, хотя бы кратко.
Ощущаю, понимаю, принимаю ускорение.
Осень прохладная
Снежинками первыми порадовала,
Вызвала изумление.
Суета быстро падающих снежинок —
Как из электрической мясорубки,
Без остановки; и информация попутная
летит по планете всей.
Но от тебя нет вестей…
03.11.2018, 01:02
Против часовой стрелки
«Держитесь за поручни!»
Пассажирские вагоны летят в XXI век.
Я еду домой, в руках пакет с инжиром.
Кашляю, мечтаю о молоке горячем —
с пенкой, с инжиром, в бокале прозрачном,
чтобы прибавились силы
на одиночный брейк.
Я – пассажир, чахоточный, непривлекательный, но
зрячий.
Я отражаю этот мир – больной, зомбированный по
касательной и бродячий,
Живу в кризис окаянный,
вчера купила изогнутый телевизор,
Переключаю постоянно
себя и программы – что-то вызреет…
Холодно, голодно, сытно, жарко, жалко,
не жалко… Разучилась жалеть —
Чувствую чучелом себя – палкой
в шкуре, которую сбросил медведь…
Еду куда – непонятно, невнятно.
Следом по следам своим, судьбой запорошенным,
Едет кто-то, едет куда-то,
может быть, в гости ко мне гость непрошеный?
Но музыка, чьё-то унылое соло
на заброшенной жизнью дорожке:
«Как тебе, девица, холодно, голодно,
как не замёрзли ножки в сапожках
или без них?»
Он слепой, этот Дед Мороз – блик.
Я пугало с рождения огородное,
среди всех гостей непрошеных —
земных, неземных,
отверженная