Хотя Маша и сама не промах. А что, покойный Михаил Васильевич учил её и кулачному бою, и стрельбе из ружья, показал, как шашку держать да нагайкой управляться – они же почти все здесь потомственные забайкальские казаки. Покойная матушка рассказывала, что она вместе с родителями была среди первых пересыльных казаков, которые основали Усть-Зейскую станицу, впоследствии ставшую Благовещенском.
Только вот у самой матушки судьба не сложилась: муж, отец Маши, рано помер, дочь она растила одна. В конце концов пришлось идти в услужение к купцу. Тяжела доля одинокой женщины… Но зато дочь вырастила на зависть всем.
Марья накинула на плечи цветастый платок и, подойдя к зеркалу, стала отыскивать на лице несуществующие морщинки. Затем повела плечами – хороша, ничего не скажешь, слава богу.
Хлопнула калитка во дворе, в сенях послышались шаги, и спустя некоторое время в дверях появилось смешливое женское лицо:
– Хлеб да соль вашему дому!
– А-аа, Глашенька, заходи. Как раз трапезничать собралась, – отозвалась Марья.
Но Глафира не вошла в избу, а буквально пулей влетела. В этой худощавой (в отличие от Марьи), небольшого роста женщине энергия била ключом, она постоянно находилась в движении.
– Благодарствую, Марья, – затараторила Глафира. – Ой, чо-то, я смотрю, сегодня у тебя народу. То один, то другой… Дай, думаю, сама зайду спросить, пока поселковые сплетницы небылицы не принесли.
– Да, соседушка, вот смотри, кто у меня тут, – сказала Марья, показывая рукой на люльку.
Глафира посмотрела в указанную сторону, вытянув шею, и заулыбалась.
– Знамо кто, дочка твоя – Дарьюшка!
– Да ты погляди, погляди! – сказала Марья с хитринкой в улыбке.
Пары стремительных шагов Глафире оказалось достаточно, чтобы всё хорошенько разглядеть и всплеснуть руками.
– Бат-т-тюшки-и! У тебя ещё один ребёнок?! – не то спросила, не то удостоверила с удивлением. – Боюсь сглазить…
– Иди к рукомойнику и садись за стол, – сказала Марья. – За трапезой расскажу. Был ребёнок – не знал пелёнок, стар стал – пеленаться стал! – проговорила она и, достав из печи чугунок, выставила на середину стола.
По дому разнёсся аромат наваристой тыквенной каши с галушками.
– Угощайся, Глафира! Сейчас самовар закипит и будем чаёвничать с ватрушками.
– Ой, Марья, я страсть как люблю ватрушки!
За чаем Марья поведала соседке все дневные происшествия. Не забыла и про Василия рассказать.
– Надоел он мне – хуже пареной репы… Не знаю, как отвязаться от него.
– А что ж ты Евсей Петровичу не пожалуешься? Скажи ему, пускай приструнит кобеля своего!
– Пожалуй, придётся, Глаша. Проходу не даёт. Каждый вечер под окнами торчит.
– Да чёрт с ним, с кобелём этим, – махнула рукой Глафира и, подмигнув, заговорщически прошептала: – А что этот Никодим-то, хорош?..
– Да ну тебя, Глаш! У тебя одно на уме…
Та с хрустом потянулась,