Загерметизировав шлюз, я открыл внутренний люк. Капсула лежала окошком ко мне, но из-за внезапного переноса в воздушную среду стекло под решеткой заиндевело, не позволяя проникнуть сквозь него моему взгляду.
Я заранее подготовился, надев наушники. Закрепив на оболочке капсулы магнитный держатель, поднес к губам микрофон.
– Слышишь меня? – неуверенно спросил я. – Меня зовут Мигель де Рюйтер, и это я говорил с тобой три недели назад. Я доставил тебя на борт моего корабля. На обшивке твоей капсулы установлен радиопередатчик, работающий на той же частоте, на которой мы уже общались. Ответь, если хоть что-нибудь из сказанного до тебя дошло.
Ответа из капсулы не последовало, но я на это и не рассчитывал. Я совершал привычные действия, почти смирившись с тем, что пассажирка уже мертва – или, что то же самое, ее невозможно вернуть к жизни. Смерть приходила во многих обличьях. В самой глубокой точке криосна мертвы были все – никаких мыслей, никаких клеточных процессов. Но человека все же удавалось оживить – если капсула работала штатно. Если же случался сбой, по клеткам тела могла пронестись разрушительная волна, раздирая их изнутри и разрывая связи между ними, кодировавшие все то, что мы считали самым дорогим для себя. Теплый труп с превратившейся в серую кашу нейронной сетью был ничем не лучше холодного.
На других планетах, в лучшие времена, всегда оставалась надежда. В Солнечном Доле проблемой становилось даже удаление зуба или вправление перелома. Восстановление же поврежденного мозга абсолютно выходило за пределы наших возможностей.
– Отдыхай, – сказал я, будто это имело какое-то значение. – Теперь ты в безопасности, летишь со мной на мою планету.
Я оставил магнитный держатель на месте, не выключая радиоканала.
Пройдя в переднюю часть шаттла, я начал готовить его к полету домой. Несколько запусков маневровых двигателей, пара коррекций курса, немного еды в брюхо – и я уже мог снова лезть в гибернатор. О том, что делать с жутким трофеем, пусть теперь беспокоятся другие.
– Поговори со мной.
Голос доносился с консоли, передаваемый через магнитный держатель. Метнувшись обратно в оружейный отсек, я схватил перчатку и, как сумел, стер иней с зарешеченного окошка.
– Я здесь, – сказал я в микрофон. – Ты… хорошо себя чувствуешь? Помнишь что-нибудь из случившегося за последние три недели?
– Где я?
Голос все так же казался отстраненным и не вполне реальным. В нем было нечто чересчур чистое, кристальное, вроде мелодии, издаваемой бокалом, когда по нему проводят влажным пальцем.
– На корабле. Я тебя спас.
– Спас меня?
Я напряг зрение, пытаясь лучше разглядеть лицо за окошком. Но стекло слишком запотело изнутри, и лицо парило под ним, будто темноглазая луна, проглядывающая сквозь перистые облака.
– Что-то случилось. Ты была на корабле – намного большем,