– Перкинс, – произнес молодой. – «Санди таймс».
Не успели они обменяться рукопожатием, как в дверь постучали. Том прошел, сутулясь, к столу, почти как ревматик. Единственная лампа находилась у дверей в галерею, футах в десяти от него. Но Том заметил, что у Перкинса была с собой вспышка.
Джефф впустил еще четырех мужчин и женщину. Пуще всего в данной ситуации Том боялся женских глаз. Ее представили как мисс Элинор Такую-то из «Манчестер как-то там».
И сразу со всех сторон посыпались вопросы. Хотя Джефф и предложил задавать их по очереди, никто не обратил на его просьбу внимания, каждому хотелось выяснить все, что его интересовало.
– Вы собираетесь прожить в Мексике всю жизнь, мистер Дерватт?
– Мистер Дерватт, для нас это настоящий сюрприз. Что побудило вас приехать в Лондон?
– Без «мистера», пожалуйста, – произнес Том сварливо. – Просто Дерватт.
– Вы удовлетворены своими последними работами? Считаете ли вы, что они лучше прежних?
– Дерватт, вы живете в Мексике один? – спросила Элинор Такая-то.
– Да, один.
– Вы не скажете, как называется ваша деревня?
Вошло еще трое мужчин, Том услышал, как Джефф велел кому-то подождать за дверьми.
– Что я вам точно не скажу, так это название своей деревни, – медленно произнес Том. – Это было бы неблагодарностью по отношению к ее жителям.
– Дерватт, а что… Ой!
– Дерватт, некоторые из критиков говорят…
Кто-то барабанил кулаками в дверь.
Джефф постучал кулаком с этой стороны и крикнул:
– Пожалуйста, успокойтесь! Позже!
– Некоторые из критиков…
Дверь стала трещать, и Джефф подпер ее плечом. Увидев, что дверь не поддается, Том обратил невозмутимый взор на спрашивающего.
– Критики говорят, что ваши картины напоминают тот период Пикассо, когда он увлекся кубизмом и стал расчленять лица и формы.
– У меня нет периодов, – сказал Том. – У Пикассо – есть. И поэтому на него невозможно навесить ярлык, если бы кому-нибудь вдруг захотелось. Нельзя сказать «Я люблю Пикассо», потому что он многолик. Пикассо играет. Пускай. Но, играя, он разрушает то, что могло бы сделать его… истинной и цельной личностью. Вы можете сказать, кто такой Пикассо – как личность?
Репортеры усердно строчили.
– Какая картина из тех, что здесь выставлены, ваша любимая? Вы можете назвать какую-нибудь?
– У меня нет… Нет, я не могу выбрать какую-то одну картину и сказать, что она любимая. Спасибо. – (Интересно, Дерватт курил? А, какая разница?) Том достал «Крейвен-Эй» Джеффа и прикурил от лежавшей на столе зажигалки, прежде чем два репортера успели подскочить со своими. Он чуть подался назад, боясь, как бы их пламя не подпалило ему бороду. – Возможно, кое-какие из моих старых работ можно назвать любимыми. «Красные стулья», например, или «Падающая