Плач банши. Елена Кузьменкова

дома, чувствовать, как смотрит на нее с надеждой Джон, ожидая, что она придумает, как спасти Кейт. Дело не касалось физической угрозы, с которой он мог бы помочь справиться. Мелисса была одна против силы, что противостояла ей, на нее пала вся тяжесть поиска выхода из сложившейся ситуации. В лесу, в одиночестве ей лучше думалось, хотя толку от этих размышлений не было. Мелисса не знала, что ей делать. Беда казалась неотвратимой, все ее знания и имеющиеся колдовские книги не могли подсказать нужного ответа. Мелисса была согласна на любой договор, лишь бы снять проклятие, даже не с земли и людей, а прежде всего с дочери. Скажи ей сейчас, что она может просто уйти отсюда с Кейт и оставить эту деревню со всеми их проблемами, она сделала бы это, не задумываясь.

      Бродя по лесу, Мелисса заметила лежащие на пожухлой траве черные перья. Она остановилась, глядя на них с тревожным недоумением. Перья были словно разбросаны на одной из звериных тропок. Что это? Приглашение от старухи? О чем им еще разговаривать? Каких еще бед она хочет ей напророчествовать? Мелисса проигнорировала приглашение и повернула в другую сторону. Умолять, упрашивать, просить о помощи не имело смысла. Силам и стихиям нет дела до человеческих дел, сила не бывает доброй или злой, она не знает милосердия или жалости. Сила —это сила. Она выполняет свои задачи и идет по своему пути. Молитвы слышит только Бог, но и он не всегда их выполняет, следуя известному лишь ему одному замыслу. Ноги сами привели ее к молодому крепкому дубу на небольшой светлой полянке. Это было особенное место. С восточной стороны здесь находилась одинокая могила. Невысокий холмик, поросший травой, был хорошо заметен, а в его изголовье стоял неровный чуть розоватый камень. Удивительно, но этой поляны болезнь земли словно бы не коснулась – трава была зеленой, дуб – крепким. Ветер путался в его ветвях, заставляя листья шептаться.

      Мел опустилась перед камнем на колени и жалобно позвала:

      – Мама.

      Ее боль, страх и безысходность, накопившиеся в сердце, вдруг вылились наружу потоком слез. Они залили лицо, но Мелисса не вытирала их, позволяя слезам смывать свое отчаяние. Когда слезы кончились, Мелисса осталась на коленях, погрузившись то ли в глубокую задумчивость, то ли в оцепенение. Она чуть раскачивалась вперед и назад, глаза были закрыты, в голове была абсолютная пустота. Солнце, проникая сквозь веки, рождало яркие цветные пятна, и только они удерживали сознание, не давали полностью отключиться от мира вокруг. И вдруг в эту пустоту пробился чей-то тихий шепот. Слов было не различить, но это явно был шепот, а не просто голос ветра. Мел резко открыла глаза и заморгала, возвращая себя в реальность. Шепот не исчез. Он звучал то совсем тихо, то чуть громче. Мелисса торопливо пошарила у пояса, снимая с него свой нож. Не колеблясь, она резанула ладонь и повернула ее, заставляя кровь тонким ручейком стекать на землю.

      – Голос крови моей к твоей, – начала она вполголоса, – к тебе ушел, ко мне пришел, весть принес, землей порос, во мне отозвался, силой напитался.

      Мелисса