Неокантианство. Четвертый том. Валерий Антонов

когда я говорю о деятельности, обусловливающей для меня объекты, эта деятельность, говоря о ней, сама становится объективно мыслимой. В этом корень трудности, которую не преодолел ни один мыслитель до Канта и немногие после Канта. Ибо я склонен не просто принимать найденные таким образом детерминации за объективные обозначения субъективных процессов, но принимать свое «я» за объект так, как это происходит с другими объектами, и принимать эти найденные детерминации за детерминации объективно воображаемого «я», которое теперь стоит в связи с другими объектами и рассматривается «я» -субъектом во взаимосвязи с ними. Но тогда я превращаю квазитекучую деятельность в жесткие предикаты вещи, и я совершенно не знаю, соответствует ли активно действующее Я такому представлению о вещи и в какой степени. Рассматривая теперь эту вещь во взаимосвязи с другими объектами, с которыми она теперь кажется стоящей в одном ряду, я в мгновение ока теряю ту точку зрения, с которой начал. Объективно представленные термины должны быть лишь обозначениями для субъективной деятельности. Но теперь остается под вопросом, обозначает ли то, что само объективно является «понятием» этой деятельности, данное понятие. Так, я объективно создаю для себя понятие пространства, но еще более сомнительно, и это справедливо отрицает Кант, что субъективная установка пространства также является понятием. По его мнению, понятие пространства состоит в том, что оно является простым способом восприятия.

      Если, однако, я соотношу эти понятия с объектом, они, естественно, остаются в этом отношении только понятиями, и если я делаю вид, что рассматриваемый таким образом объект «Я» должен обозначать то Я, которое действительно имеет место в активном познании, и представлять его как объект, я упускаю из виду две вещи. Во-первых, я не могу знать, достаточно ли найденных мною таким образом детерминаций для того, чтобы придать «Я» действительно объективное значение как объекту. Для эмпирического примера я вижу на столе край, две ножки и коричневый цвет. Но при этом я еще не знаю, достаточно ли этих предикатов для того, чтобы определить для меня требуемую вещь «стол»; и, взглянув вверх, я сразу же замечаю, что их недостаточно. Но, во-вторых, я не могу знать, является ли это Я, которое я хочу определить предикатами его деятельности, в этой деятельности таким объектом, каким я его себе представляю, не должно ли это Я-сознание со всей его деятельностью, хотя оно и является стоящим субъектом в познании, само не быть взято в качестве предиката в рассмотрении как объективный объект. Ибо единство, на которое я объективно ссылаюсь, есть, как мы показали, всегда другое, чем сам субъект. Я никогда не могу превратить активный субъект в объект. (ср. Kb 310) Поэтому я могу лишь сделать мое понятие о нем предикатом чего-то или объектом и сказать: я есть нечто мыслящее; но я не могу сам создать его на объективной стороне ни как предикат, ни как объект (= субъект суждений), но в такой попытке, подобно человеку